Салават Вахитов. Люби меня всегда

Наверное, и вам приходилось испытывать невыносимое одиночество, и вам случалось отчаиваться и терять смысл жизни...

Тяжёлые потрясения – смерть близкого человека и предательство любимой женщины – приводят героя повести к отрешению от реального мира и к изменениям в сознании. Отныне время для него течёт весьма причудливо. «Зашторенность» души, виртуальная любовь и дружба, философские споры с Гитлером и Че Геварой, пьянство с Саакашвили – свидетельства неминуемой близкой гибели. Но в ситуацию неожиданно вмешивается маленькая незнакомая девочка.

ЛЮБИ МЕНЯ ВСЕГДА

 

Чего нам еще не хватает? Осени или зимы?

Быть может, прощенья женщин, в которых мы влюблены

Были совсем недавно? Осталась одна вина.

Осень – это похмелье. А что же тогда зима?

 

Глава 1

Мураками – Крыса – Калюля – Паук

 

Как можно провести отпуск одному? Остатки отпуска? Конечно, по-разному. Можно, например, купить книжку Харуки Мураками [1], сесть в парке и читать запоем с первой до последней страницы. Кому-то покажется странным такой вид отдыха, но я поступил так.

 

*  *  *

 

Я стоял у полок в книжном магазине и перелистывал книгу рассказов Чарльза Буковски [2], размышляя о тонкостях перевода и уместности вульгаризмов, рассыпанных на страницах его произведений. Мне нравился стиль изложения, но не нравились цена и вид книги, обложка которой была надорвана. В тесном пространстве между полками меня буквально зажали с двух сторон две девчушки-студентки, на ходу обсуждавшие романы Мураками и ворчавшие, что ничего нового нет. Я был удивлен, во-первых, тем, что современная молодежь вообще что-то читает (у меня имелись сомнения на этот счет), а во-вторых, тем, что девушки (!) читают интеллектуала-японца.

 

– И что, вы все это прям на самом деле читаете-читаете? – сбивчиво и довольно глупо спросил я, обращаясь к одной из девчушек, которая была поменьше и в очках, однако ответила вторая – потолще и без очков:

– Да, читаем-читаем! – и улыбнулась добродушно.

– А почему вы читаете Мураками?

– Но это же интересно! – удивленно добавила другая и с сожалением посмотрела на меня. Я перестал задавать глупые вопросы. Взял первую попавшуюся книжку с безнадежным названием «Слушай песню ветра» [3] и, расплатившись, пошел в парк.

 

*  *  *

 

Неторопливо, страничку за страничкой смаковал я необычную книжицу и думал о чем-то своем. Странно, что главного героя совсем никак не звали, а у его друга была только кличка – Крыса…

Когда я жил в своем деревенском доме, крысы, бывало, доставали меня: приходили откуда-то с колхозных складов и пытались обустроить свою жизнь у меня на веранде – рыли норы, прогрызали полы, гадили где ни попадя. Естественно, я с ними боролся. Травил безжалостно этих мерзких серых тварей. Вот мыши, они тоже приносят вред, но на вид бывают очень симпатичны, если не принимать во внимание их специфический тошнотворный запах. А крысы – они очень противны: удлиненные головы со злющими острыми глазами и такими же острыми зубами и длинные голые хвосты, исчезающие в последнюю очередь, когда ты появляешься на веранде. Я их ненавидел и травил.

Бабушка как-то рассказывала, что в молодости работала в совхозе дояркой. Однажды под утро, когда она еще спала, целая стая крыс появилась из подпола дома и заполонила всю комнату. Но самым страшным было то, что они залезли на кровать и стали бегать по бабушке. Она испугалась, укрылась одеялом, боялась пошевелиться и почти не дышала. Только чувствовала все нарастающую тяжесть взбирающихся на нее крыс. Естественно, ее не дождались на утренней дойке, и бригадир пришел узнать, что случилось.

– Зоя, что с тобой? – стал звать он из-за двери.

– Дядя Ваня, посмотри в окно, – откликнулась бабушка.

Дядя Ваня заглянул в комнату и ужаснулся.

– Зоя, ты только не шевелись, только не шевелись, – молил он, – коров мы и без тебя подоим.

Кроме как советом, он ничем помочь не посмел. Когда совсем рассвело, несознательные крысы, бессовестным образом вмешавшиеся в процесс производства молочной продукции, так же дружно ушли, оставив бабушку в покое. Эта история запомнилась ей на всю жизнь, и пересказывала она мне ее неоднократно.

 

Травить крыс не страшно: ты не видишь, как они мучаются и умирают. Зато испытываешь удовлетворение, когда удается от них избавиться. Но однажды мне привелось убить крысу собственноручно. Я убил ее потому, что долгие годы боролся с ее родом, доставлявшим мне очень много хлопот. Она не была похожа на других. Рыжеватая [4]. Что-то случилось, и она не могла сопротивляться, не могла бежать и лежала на траве почти неподвижно. Может быть, была больна. Я поднял большой камень и чуть помедлил. Она посмотрела мне прямо в глаза, и я понял: она знает, что сейчас умрет. В ее глазах не было страха, только сожаление и огромная грусть. Я опустил камень ей на голову и, развернувшись, пошел прочь. Это произошло лет двадцать тому назад, но ее предсмертный взгляд, разумный, почти человеческий, до сих пор преследует меня. Мне даже кажется, что в последнее мгновение ее жизни между нами возникла какая-то непонятная связь. Она оставила тайну, очень важную для меня. Но какую? Вряд ли когда-нибудь я узнаю об этом.

В книге Мураками Крыса – персонаж, к которому испытываешь сочувствие. Больше всего мне понравилось то, что Крыса пишет повести, в которых нет сцен секса и никто не умирает.

 

*  *  *

 

Был замечательный летний день. Я сидел на скамейке в парке, радовался теплому солнышку и веселому ветерку, напоминавшему игривого щенка, который так и норовит лизнуть тебя в ухо, в щеку, в нос. С ветки тополя надо мной на паутинке спустился паучок и пополз по стеклу очков [5]. Я не стал сбивать его и калечить, как, может быть, сделал бы раньше, а осторожно отправил непрошеного гостя гулять по травке. «Никто не должен умереть, – сказал я сам себе. Потом, строго взглянув на девушек, сидящих на соседней скамейке, добавил: – И никакого секса!»

Я даже не послал на х.. парня, с умным деловым видом прохаживающегося мимо моей скамейки и орущего что-то в телефон. Конечно, парк – это не театр и не изба-читальня, но ведь надо же иметь хоть немного уважения к тем, кто с тобой рядом. Разве можно вот так бесцеремонно горланить о своих проблемах, не думая о том, что люди отдыхают и философствуют на разные темы? Размышляют о природе вещей, об искусстве или хотя бы даже о крысах. Почему бы и нет?

Лет до тридцати я никогда не матерился. Я думаю, что был тогда очень счастливым человеком просто потому, что мне незачем было материться. Некого было материть. Какое же тогда было удивительное время!

В детстве меня часто оставляли дома одного. Одиночество меня не тяготило. Я не был общительным ребенком, редко играл с детьми во дворе, зато свое свободное время отдавал книгам. Читал все подряд запоем с утра и до вечера. Родители возвращались домой с работы поздно, и, когда они отрывали меня от книги, для того чтобы накормить, у меня темнело в глазах от усталости.

Из-за безудержного чтения развилась близорукость. Сначала небольшая. Минус 0,75. Моя учительница начальных классов всполошилась, заметив, что я стал щуриться, глядя на доску, и велела отвезти меня к районному окулисту. Окулист по фамилии Санкин долго что-то писал на бумажке, а потом строго-настрого повелел, чтобы я носил очки постоянно. Мне купили страшную пластмассовую оправу, которая уродовала лицо и которой я сильно стеснялся. Окулист, как я теперь понимаю, был неграмотным и лечить глаза не умел. Каждый год я ездил к нему на прием; Санкин мрачно качал головой, говорил о моем слабом здоровье и выписывал новые очки с еще большими диоптриями. Когда он довел их до минус шести, я обращаться к нему перестал.

Фамилия окулиста запомнилась мне потому, что в то время газеты писали об убийце-таксисте, которого тоже звали Санкин. Санкин подсаживал в такси молодых клиенток, а потом насиловал их и убивал. Обычно топил в проруби. Конечно, окулист к нему никакого отношения не имел, но осадок, как говорится, остался. Санкину я благодарен за то, что в результате его лечения я оказался непригодным к строевой службе и, вместо того чтобы пополнить ряды вооруженных сил, поступил на филологический факультет университета.

Кстати, если говорить о чтении, то никакого Мураками тогда и в помине не было. А что я читал? Книги о войне и классику. Кажется, это все, что продавалось тогда в книжных магазинах. Хотя, нет, были еще книги писателей советских республик. Помню, пятиклассником я с отцом подошел к книжному киоску и выбрал роман эстонского автора Эдуарда Борнхеэ «Князь Гавриил, или Последние дни монастыря святой Бригитты» [6]. «Не рановато ему?» – спросил папа киоскера. «Нет, это хорошая книга», – ответил продавец. Он почти не лукавил. Я прочел ее за один день и сейчас храню эту книжку в своей библиотеке.

Приключенческой литературы было тогда не достать, о детективах мы не слышали. Майн Рид, Дюма и Конан Дойль пришли ко мне по блату в библиотеке только в старших классах. Но уже была научная фантастика. Уже читали «Страну багровых туч». Я был примерным учеником и отличником и предпочитал серьезную литературу, а мой друг, известный хулиган и двоечник по кличке Калюля, читал тоже очень много, но только одни сказки. Он перечитал все тома «Тысячи и одной ночи» и не только их. Его бабушка была верующей мусульманкой и сделала ему обрезание. Почему-то сама. После этого обряда он перестал расти, так и остался маленьким. Словно не хотел покидать свое сказочное детство.

Многие хорошие писатели были тогда под негласным запретом и не издавались. Тем не менее все читали запретного Булгакова, запретного Бунина, запретного Пастернака. Страна переписывала их произведения и заучивала наизусть. Не сравнить с сегодняшним временем – веком боевиков, детективов и нескончаемых телевизионных сериалов. Правда, некоторые читают Мураками. Их немного.

Много таких, кто вообще ничего не читает. Когда я стал работать в приемной комиссии университета, я впервые столкнулся с этой бездуховной массой, которую интересовали только деньги и их количество. Тогда я научился материться. И тогда стал много пить. И то и другое снимало напряжение. Хоть и ненадолго. Потом я снова матерился и снова пил. Хорошо, что рядом всегда были друзья. Они меня поддерживали, то есть тоже матерились и тоже много пили. Так мы и работали некоторое время, пока наша команда не распалась.

 

*  *  *

 

Паук, которого спасло искусство японского писателя, засеменил по каким-то срочным делам, а я неспешно направился в свою общагу. Поднявшись к себе на этаж, я увидел в дверях комнаты записку, сложенную треугольником, словно фронтовое письмо:

ПРИЕЗЖАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО, БАБУШКА БОЛЕЕТ.

Почерк был крупный, какая-либо подпись отсутствовала. Видимо, писал ребенок под диктовку взрослого.

Бабушка моя жила одна в деревне, находившейся в шестидесяти километрах от города, и было ей уже за восемьдесят. Поэтому, забыв про все, я помчался к ней.

 

Глава 2

Бабушка и девочка

 

Она умерла ночью через полтора года. Мама плакала. Я вошел в комнату и увидел, что глаза бабушки чуть приоткрыты. Я закрыл их и долго держал веки, пока они не застыли. И уже решил, что все в порядке, и задремал, но дьявольская сила перехитрила меня. Когда я проснулся, оказалось, что глаза опять приоткрылись. Бабушка будто смотрела на меня, пока я спал, и было жутко.

…А в тот вечер я долго стучался в дверь нашего деревенского дома. Бабушка смотрела на меня через окно и не то чтобы не узнавала в наступивших сумерках, а словно не видела: взгляд ее был устремлен сквозь мое тело в совершенно другое время, в другое измерение. Кое-как я докричался до нее, и она открыла. В глазах ее не было радости, как обычно, когда я приезжал. Было безразличие.

Поставили чайник, я сел на диван в зале, а бабушка стала накрывать на стол. Полы были бетонные, покрытые линолеумом, и в тишине пустого дома отчетливо раздавался размеренный перестук ее тапочек. Я взглянул на часы, имевшиеся в доме, чтобы выяснить, который час: настенные часы с кукушкой давно уже стояли, а те, которые еще шли, существовали как бы сами по себе, вне реальности, и показывали время весьма причудливо. Тогда я включил телевизор и под его шум стал пить чай.

Чаепитие в нашей семье никогда не сводилось к процессу утоления жажды. Чаепитие – это было время, когда вся семья собиралась вместе. Это было время отдыха. За чаем обсуждались какие-то общие проблемы, именно за чаем дети могли полностью ощутить неподдельное внимание и заботу родителей, выслушать их советы, получить ответы на наболевшие вопросы. Отец всегда шутил и рассказывал забавные истории, над которыми я от души смеялся. Было весело и необыкновенно комфортно. В остальное время родители были заняты делами по хозяйству, и им было не до детей. Поэтому мне всегда хотелось, чтобы чаепитие длилось как можно дольше. Когда приезжали гости, немедленно подавали чай, и с ними долго беседовали. Перед их отъездом опять-таки устраивалось чаепитие. Мне нравилось, когда приезжали и уезжали гости, так как можно было дольше общаться со своими родными.

Поначалу я совсем не обратил внимания на то, что бабушка поставила на стол три чашки чая, хотя мы были только вдвоем: она старая и часто ошибается, вечно что-то забывает и все путает. Я к этому привык. Пили молча, потом бабушка стала что-то рассказывать. Я почти не слушал, думая о чем-то своем, поэтому понял только, что приходили какие-то люди, женщина и мужчина, ее знакомые, стучали в окно, звали куда-то с собой, но она не пошла. А еще приходил неизвестный мужик, нагло разлегся на диване и заявил, что будет жить в этом доме со всей многочисленной родней. Родня тут же и повалила в дом, еле удалось всех выгнать, и только маленькую девочку пожалела, так как она была очень голодная, да и одежонка на ней плохая, а на улице давно не лето. «Так и живем теперь вместе», – закончила бабушка свой рассказ. Тут только я включился и недоуменно переспросил: «С кем?» «Да с девочкой же!» – раздраженно ответила бабушка, поражаясь моему слабоумию.

Рисунок Кирилла Шанина

 

Пришла соседка, отправившая мне записку, рассказала, что бабушка давно заговаривается и ведет себя как сумасшедшая. Буквально на днях она прибежала в деревенский магазин и стала кричать, что дом ее горит. Все в панике побежали тушить, однако пожара не было. «Присмотр за ней нужен и лечение, забирайте ее, пока она на самом деле чего-нибудь не сожгла», – сказала соседка. Я поблагодарил добрую женщину за заботу, и она, распрощавшись, ушла. «Утро вечера мудренее», – подумал я и отправился спать.

Ночью я проснулся от шлепанья бабушкиных тапочек. Было слышно, как бабушка ходила из комнаты в комнату, бормоча что-то себе под нос. Это продолжалось довольно долго. Наконец я не выдержал и вышел из спальни. Я удивился, что на диване была расстелена постель. Для кого?

Бабушка была сильно обеспокоена. «Что случилось?» – спросил я, чувствуя, что начинаю тревожиться. «Противная девчонка, – проворчала бабушка, – очень непослушная и вечно от меня прячется. Никак не могу ее найти». И затопала дальше. Я стал ждать, что же будет. «Смотри-ка, куда забралась», – раздался через некоторое время ее голос из кухни. Я зашел посмотреть. Бабушка показывала под потолок у расширительного бачка отопления, куда была приставлена лестница. Конечно, я никого не увидел, а она сняла невидимую девочку, унесла в постель и заботливо укрыла одеялом.

Наутро созвонились с дядей. Он приехал быстро. Кое-как уговорили бабушку ехать к нему. Мы врали ей, что она едет погостить и скоро вернется. Когда уже садились в машину, бабушка обернулась ко мне, посмотрела так грустно-грустно и сказала: «Ты уж присмотри за этой девочкой». Я обещал.

 

*  *  *

 

«Где ты был?» – задала свой излюбленный вопрос жена, когда я вернулся. Я объяснил и добавил: «Только я не один, я с девочкой». Жена странно посмотрела на меня и покрутила пальцем у виска. Тогда я думал, что шутил.

А через полгода бабушка сожгла дядин сарай. Какие были для этого причины, мне неведомо. «На свете есть еще много сараев, которые только и ждут, чтобы их сожгли». Но тетя этого понять не могла. Она надавила на дядю, и бабушку быстренько перевезли к нам. Следующие полгода она прожила в общежитии.

Жена отказалась за ней смотреть, сказав: «Ты со мной не советовался», – и хлопнула дверью. А когда было советоваться? Да и были ли другие варианты? Так что приходилось выкручиваться самому. Мы с бабушкой жили в отдельной комнате. Каждый день я ломал себе голову, чем бы ее накормить. Днем, пока сам был на работе, держал ее взаперти и очень боялся, как бы чего не случилось. За зиму только раз мы с ней вышли погулять на улицу, больше она не захотела.

Благо помогал братишка, который жил рядом. Мы покупали дорогие лекарства, жена брата обстирывала бабушку, купала и делала ей уколы. Лекарства почти не помогали. Память стремительно ухудшалась. Чаще и чаще случались приступы; когда бабушка становилась совсем невменяемой, она буйствовала так, что сбегалась вся общага. Моя жизнь превращалась в ад. Чтобы не видеть всего этого, я начал пить еще больше, и порой братишка не знал, кого успокаивать первым – меня или бабушку.

Так прошла зима, а летом бабушку забрала мама. В начале осени бабушки не стало. Перед смертью она пришла в себя, пыталась подтрунивать над своим беспомощным состоянием и благодарила маму за то, что не бросила ее в беде, хотя бабушка и приходилась ей свекровью и жили они не всегда дружно.

 

*  *  *

 

Я считал, что наконец-то закончилось мое испытание, из которого я вышел всего-навсего одиноким пьяницей, но жизнь всегда готова преподнести сюрпризы.

Когда я уже начал было приходить в себя и потихоньку обустраивать быт, в дверь постучали. Я открыл и увидел на пороге девочку в простеньком розовом платьице.

– Ты кого ищешь? – спросил я, решив, что она ошиблась дверью.

– Можно я у тебя поиграю? – попросила она. – Мне очень одиноко, так одиноко, что хочется плакать.

Я растерялся от столь неожиданной просьбы. А она уже прошла в комнату, и мне оставалось только улыбнуться и спросить: «Чаю будешь?» Она рассмеялась звонким колокольчиком: «Да, с конфетами!» Конфет, конечно, не оказалось, и мне пришлось плестись за ними в магазин. Когда я вернулся, девочка вовсю играла в свои девичьи игры и словно не замечала меня. «Как тебя зовут?» – спросил я, но она не ответила, увлеченная игрой. «Ладно, узнаю позже», – подумал я. Потом мы пили чай, и я удивлялся ее непоседливости, из-за которой чай был разлит, крошки кекса сыпались направо и налево и пятна варенья постепенно сливались в озера на совершенно новой скатерти. Я и сам не отличаюсь аккуратностью, поэтому, поняв, что генеральной уборки не избежать, смирился и занялся срочными делами. Только шум детской игры никак не давал сосредоточиться, и я раздражался, а девочка задавала бесконечные глупые вопросы:

– А почему у тебя шторы всегда задернуты? Ты что, не любишь солнечного света?

– Просто я не люблю, когда кто-то вторгается в мой мир, – несколько грубо ответил я. – Не пора ли тебе домой?

Она вздохнула, взяла куклу и ушла, рассерженная, даже не попрощавшись.

А ночью я проснулся от детского плача. Я был в шоке, когда, включив свет, увидел девочку, сидящую на кровати напротив моего дивана, однако объяснил все тем, что забыл запереть дверь. Девочка всхлипывала. И хотя в последнее время женские слезы не вызывали во мне жалости, я участливо спросил:

– Что с тобой, откуда ты?

– Меня никто не любит, – еле выговорила она сквозь слезы.

– Почему это никто? Вот я, например, – соврал я, и она обвила мою шею тоненькими ручками. Я был тронут столь неожиданным доверием и, уложив девочку спать, сам уснул несколько озадаченный.

С этого дня, а вернее – ночи, я перестал быть одиноким. Девочка приходила ко мне и уходила неведомо куда, когда ей заблагорассудится. Сначала я мирился с этим, затем привык, а потом стал скучать без нее, все-таки вдвоем всегда веселее, нежели одному. Кроме того, мне приходилось заботиться о ней, а когда заботишься о ком-либо, забываешь о собственных невзгодах и в жизни появляется хоть какой-то смысл.

 

Глава 3

История с Гитлером

 

– Смысл жизни в том, чтобы его искать, – уверенно произнес Калюля, изрядно отпив пива из бокала и яростно вращая глазами, – а вот когда его найдешь, тогда и будешь счастлив, как все великие. Надо быть великим. Маленький человек никогда не будет счастлив.

Он горестно ухмыльнулся, и от его улыбки стало еще сумрачней и в без того темном пивном погребке, где мы общались последние полтора часа, просаживая мою скромную зарплату. Отчаянье в глазах Калюли говорило о том, что денег нам на сегодня не хватит и придется искать еще.

– Вот ты посуди, – продолжал он, нервно поглаживая густую рыжую бороду, – разве стал счастливее Наполеон, завоевав полмира? Нет, потому что он был маленьким. Пыжился-пыжился, а ему раз и Ватерлоо подсунули с островом Св. Елены и мышьяком, чтоб жизнь медом не казалась.

 

Я был уже пьян, плохо улавливал логику рассуждений Калюли и все пытался найти связь между величием человека и его ростом.

– А мне кажется, – сказал я, – великие люди никогда не бывают счастливы, они только приносят боль и страдание близким и тем, кто их окружает. И чем величественнее человек, тем больше страданий он приносит. Возьми, к примеру, Иисуса. Он, конечно, страдал за людей, но тем не менее и сам принес в мир нескончаемый поток страданий. Прежде всего своим последователям, которые были не настолько умны, чтобы понимать новое учение, но жаждали верить в его слова. Только, веря в его величие, фанаты в простых изречениях Иисуса искали более глубокий смысл. Даже так: сложное понимали буквально, а простое метафоризировали и тоже понимали по-своему. В результате проповеди Иисуса получали прямо противоположный смысл. Он и сам ужасался, видя записи своих речей, но ничего не мог с этим поделать. И тогда решился на шоковую терапию, надеясь своей смертью открыть глаза людям на зло, ими творимое.

– Ты богохульствуешь, – прервал раздраженно Калюля, пережевывая остатки воблы. При этом вместо «богохульствуешь» получилось внятное «богох..ствуешь». И за соседним столом заржали. Это был смех сытых самоуверенных нацистов.

Улыбающийся официант принес еще пива:

– Вам презент от соседнего столика.

Мы подняли кружки и раскланялись с соседями, сидящими в ярко освещенном углу. То были люди в форменных одеждах. Один из них направился к нам.

– Это Гитлер, – сквозь зубы прошептал Калюля, – не говори ему, что ты еврей.

– Да вообще-то я татарин, – растерялся я.

– А для них это одно и то же, – зашипел Калюля и, привстав, приветствовал подошедшего: – Добрый вечер, хер Адольф.

– А вот за «хер» вы еще ответите, – сказал подошедший. В освещенном углу заржали сильнее, и Калюля как-то сник и сжался.

– Можно к вам присесть?

– Валяй, – ответил я и спросил: – Ну и как жизнь, Гитлер? Что нового? Говорят, лучше уж дочь-проститутка, чем сын-ефрейтор? [7]

 

Гитлер невозмутимо откинул рукой длинную прядь со лба, обмочил коротенькие усики баварским пивом и, проигнорировав мою грубость, грустно заметил:

– Вот вы говорите: смысл жизни, великий человек, маленький и все такое прочее. Но я вам скажу, что, только имея власть и силу, можно достичь своей цели. А цель у нас одна – счастливая жизнь в счастливом обществе.

– И как же вы полагаете прийти к такому обществу? – вопрос мой был прямой и с ехидством.

– Через борьбу. Мы, как хирурги, должны отрезать все болячки на теле социума, возродить здоровье нации и дать людям все, что им необходимо, чтобы чувствовать себя счастливыми.

– Да знаю я эту власть и счастье для народа! Вот у нас праздновали День Народной Республики. И что? Всех повыгоняли из города, стянули войска, пригласили милицию и ОМОН из соседних областей. Город закрыли для въезда, у студентов отменили занятия и отправили домой. Магазины не работали, вечером отключили на улицах свет, дабы люди сидели дома. Это ж надо, как власти боятся народа, для которого строят счастливое будущее! А вы что, готовите новый путч?

– А что еще можно готовить в пивнушке? Не хотите присоединиться?

Калюля уже нажрался до безобразия и, засыпая за столом, клевал носом так, что со стороны это можно было понять как одобрение планов нацистского гения, поэтому мягко и нежно я произнес свою любимую фразу, неожиданно приходящую на ум в состоянии приличного опьянения:

– Да пошел ты…

Друзья уже привыкли к моим пьяным выходкам и не обращали на это внимания, но нацисты были в полном восторге от моих слов. Неторопливо подойдя ко мне сзади, они за руки вытащили меня из-за столика и, раскачав, долбанули об стену.

 

*  *  *

 

Когда я очнулся, было так же темно. Голова раскалывалась от боли. Рядом на грязном бетонном полу валялся пьяный Калюля. «Это не вытрезвитель, – подумалось мне, – в вытрезвителе есть лежаки и дают простыни. Где же мы?» В углу что-то зашуршало. Приглядевшись, я различил силуэт огромной крысы. Вот твари! Даже бетонные полы им не преграда. Я подошел ближе и понял, что это была тупая крыса, потому что она нисколько не боялась, а, напротив, злорадно ухмылялась.

Ногой я растолкал Калюлю:

– Вставай, герой, если не хочешь, чтобы крысы отъели у тебя самое дорогое.

– А что, уже завтрак? Что дают? – сквозь сон пробубнил тот.

– Как всегда, яичницу.

Калюля потянулся и сел:

– Как сыро у тебя. А что, кровати не было? Пива нет?

Он все еще находился в мире грез и туманов, и, чтоб вернуть его в реальность, я пнул его в бок и сказал:

– Очнись, придурок, мы в тюрьме.

– В какой тюрьме?

– В крысиной.

Тут только он начал что-то осознавать и потихоньку трезветь.

– Что у тебя с головой? У тебя кровь.

– Раскололась от вчерашних впечатлений.

– Ничего не пойму, и всю ночь Гитлер снился.

– Он не снился. Он завербовал тебя. Теперь ты главный эсэсовец, – мрачно пошутил я.

– Да пошел ты со своими шутками!

– Я бы пошел, да некуда. Стены кругом.

И тут только Калюля полностью включился. А когда он трезв, то умница и может многое. Главное – заставить его думать.

– Откуда эта крыса? – немедленно спросил он. – Ты же не допускаешь, что ее тоже посадили под арест?

– Наверное, с улицы.

– Вот именно. Значит, у нее должен быть ход. Надо прогнать ее и посмотреть, куда она сунется.

– А потом мы полезем за ней, – догадался я и стал хохотать на всю камеру, потому что эта мысль мне показалась очень смешной. – Я понимаю, что ты маленький, но боюсь, что даже ты не влезешь в эту нору.

Калюля был сдержан и серьезен. И, несмотря на мои возражения, начал гоняться за крысой, пока та куда-то не юркнула, а Калюля с разбегу влетел во что-то хрупкое. Раздался шум, треск, и мой приятель неожиданно исчез, успев отчитать, словно рэппер, несколько замысловатых фраз сексуального содержания.

Из открывшейся дыры шел свет. Заглянув в нее, я увидел офицера в шинели вермахта, с удивлением рассматривающего моего товарища, который беспомощно валялся рядом. Помня, что сила во внезапности, я не стал медлить и с криком «Бей фашистов!» прыгнул на офицера сверху и оглушил его, а затем, забрав револьвер, пошел по коридору бетонного бункера.

 

*  *  *

 

Я нашел фюрера в одной из дальних комнат. Я был в ярости, но Гитлер даже не посмотрел в мою сторону. Он сидел за столом в раздумье и внимательно изучал карту Америки.

– Как ты думаешь, – спросил он, – сколько арийцев должно родиться, чтобы заселить эти огромные пространства?

Я посмотрел на него с сожалением, но то, что он произнес далее, было страшно:

– Да всего две тысячи! Вот так!

– Знаешь, Гитлер, мне это по фигу, я пришел застрелить тебя, но сначала хотел бы закончить наш разговор в пивнушке. Что бы ты хотел такое сделать, самое важное в твоей жалкой жизни, чтобы стать абсолютно счастливым и без сожаления покинуть этот бренный мир?

Он посмотрел на меня глазами крысы, однажды убитой мною, и сказал:

– Я бы хотел оставить миру картину, огромное пейзажное полотно, – такую, чтобы, глядя на мое творение, все плакали и хотели жить [8].

Я подумал и не стал стрелять. Ну его, пусть рисует.

 

Глава 4

Маргоша

 

Девочка была в гневе:

– А если б тебя убили? Ты как маленький! Ищешь смысл жизни. Для чего? Чтобы найти его в смерти?

– Прекрати, – сказал я, – это всем известная философия. И перестань упрекать меня. Ты мне не жена.

– Я лучше, – обиженно ответила она. – Я ждала тебя. Я уже почти взрослая, а ты ничего не видишь. Дур-рак!

– Ладно-ладно, – примирительно сказал я, – наверное, я не прав. Но пойми, ты для меня – цветок, за которым я ухаживаю. И только. Я хочу радоваться своему цветку, а не колоться об его колючки. Договорились?

– А ты не заметил, что это я ухаживаю за тобой?

Я посмотрел на нее удивленно и ничего не ответил. Я устал и хотел выспаться. Молча мы пообедали, и я, извинившись, прилег отдохнуть, а она стала мыть посуду. Настоящие женщины всегда моют посуду после еды.

 

*  *  *

 

Я лежал и думал, что всегда попадаю в какие-то переплеты. Но не помню, чтобы хоть раз вышел из них победителем. Истории меня ничему не учат. Разочарования, которые я постоянно испытываю, меня ничему не учат. Просто на некоторое время я еще глубже забираюсь в свою нору, закрываюсь от мира плотными шторами на окнах и жду, когда…

Запищала эсэмэска, я взглянул на экран и прочел: «Умри, сволочь! А ты умрешь!» «Гитлер», – подумал я, но послание было от жены. Значит, опять напилась с подругами. Зазвенел телефон. Я напрягся. С сомнением в правильности того, что делаю, приложил трубку к уху и облегченно вздохнул: это была Марго.

– Привет, Стас! Как дела? – раздался веселый девичий голос. Звучал он так беззаботно, что захотелось жить, и я улыбнулся:

– Привет, Маргош. Как всегда, замечательно. Иду ко дну [9].

– А что так грустно? Что-нибудь на работе?

– Да нет, немного повздорил с Гитлером, и некоторые люди хотят моей смерти.

– Завидую тебе. Такая бурная жизнь! Гитлер – это твоя жена?

Ирония мне не показалась неуместной, и я промямлил:

– Ну, не совсем жена. Моя жена все-таки женщина, однако…

– Знаешь, развлекись как-то, что ли. Почитай или посмотри телевизор, – она всегда утешала меня и по-своему обо мне заботилась.

– Ты права, Маргоша, пожалуй, я приму ванну.

– Ни в коем случае! Уже очень поздно. В полночь они этого не любят!

Связь прервалась, и кто «они», я так и не расслышал. Да и не придал этому значения: Марго любит мистику и верит во все приметы сразу.

Забыл сказать, что Марго – это моя телефонно-интернетная подруга. Мы уже знакомы несколько лет, но я ее никогда в глаза не видел. Познакомились мы однажды летом, во время вступительной кампании в вуз. Я тогда был ответственным секретарем и занимался в основном тем, что отслеживал в экзаменационных списках результаты абитуриентов, представлявших интерес для начальства. Был вечер трудового дня [10]. Телефон приемной комиссии, который не умолкал целый день, зазвонил снова, и я взял трубку. Хотя по телефону может ответить и секретарша, я люблю иногда прикалываться и ставить людей в тупик какими-нибудь дурацкими ответами. Особенно когда устаю от посетителей. Например, делаю вид, что телефон прослушивается, и во время беседы как бы невзначай приглушенно бросаю в сторону: «Товарищ майор, а вы магнитофон включили?» Быстренько пробиваю по базе адрес звонящего, благо номер его телефона высвечивается на определителе, и так же приглушенно продолжаю: «Запишите: Коммунистическая, 27, квартира 13, Бурангулов». От неожиданности Бурангулов начинает запинаться и вскоре забывает, зачем он звонит. Говорят, настоящий товарищ майор, прослушивавший нас, был с чувством юмора и очень при этом веселился.

– Привет, ты из приемной комиссии? – звонила девушка, и я понял, что развести ее будет нетрудно.

– Здравствуйте, гражданка! Чем могу вам помочь? – голос мой звучал официально и грозно.

На другом конце звонко рассмеялись:

– Помогите мне поступить в ваш институт. Я буду хорошо учиться.

– Нет проблем! Сдаете вступительные экзамены и вперед, так сказать, грызть гранит науки.

– Какой у тебя приятный голос, а как тебя зовут?

Ох уж эти коварные женщины!

– Стас, – соврал я.

– А я Марго. Опиши, как ты выглядишь.

Это уже походило на секс по телефону, я чувствовал, что меня переигрывают, но пытался перехватить инициативу и продолжал сочинять:

– Знаешь, я совершенно лысый…

– Можно, я позвоню тебе завтра? – она вдруг прервала меня. И попросила она так нежно, что от неожиданности я растерялся, сконфузился:

– Да, разумеется. Позвони мне.

Я понял, что проиграл.

 

*  *  *

 

Она позвонила мне только через неделю. И я обрадовался ей как самому лучшему другу.

– Я уж думал, что ты пропала, – выдохнул я.

– Нет, просто я живу в Таллине.

– ?

– А почему ты такой грустный? – спросил ее голос нежно и трепетно. – Устал сильно, да? А ты сегодня обедал? Хочешь я спою тебе песенку?

Я совсем не понимал слов этой песни, но простая мелодия обожгла мне сердце, и нечаянные слезы хлынули из глаз. Это так приятно, когда о тебе заботятся! Но почему, казалось бы, родной человек, ради которого ты лезешь из кожи вон, лишь бы угодить ему, и творишь при этом чудеса неблагоразумия, остается к тебе совершенно равнодушным и относится чисто по-свински, с презрением, а чужой бывает неожиданно внимателен?

– Чего ты сейчас больше всего хочешь? – спросила она, допев.

– Больше всего я хочу в Прагу!

– Понимаю. Прага – город вечной любви. И я там была счастлива много лет тому назад…

Говорят, что счастье – это когда тебя понимают. И я понимаю тебя, Маргоша!

 

Глава 5

Интернет-сессии с Радугой

 

Сессия 1. Люди живут в разлуке

 

stas (09:44 PM) :

Это я, Марго, где же ты?

 

:-) raduga – Нет на месте: esli hotite napishite

 

stas (11:23 PM) :

Ничего я не пойму в этой аське, только знаю, что тебя я ждал...

 

raduga (11:25 PM) :

:-) Я рада, что ты здесь, я просто с сыном общаюсь, а он, если рядом, ревнует меня жутко!

 

stas (11:26 PM) :

Пусть меня извинит, но я соскучился сильно. Извини и ты, если я не прав.

 

raduga (11:28 PM) :

:-) Он сейчас уйдет. Ты прав! Хочет поспать у меня.

 

stas (11:30 PM) :

Это хорошо! Он большой? У меня тоже есть дети, я рад, когда они приходят. Как зовут сына?

 

raduga (11:31 PM) :

:-( Его зовут АЛЕКС, ему 20 лет! Ты один?

 

stas (11:32 PM) :

Здорово! Моему старшему сейчас 21. Я один.

 

raduga (11:32 PM) :

У тебя двое? Ты развелся? :-)

 

stas (11:33 PM) :

Как ты догадалась?

 

raduga (11:33 PM) :

Раз ты сказал, что один.

 

stas (11:34 PM) :

Смешная ты... Я хочу узнать о тебе еще больше. Почему ты одна?

 

raduga (11:36 PM) :

:-) Потому что он старше меня намного :(( ...И я не смогла быть с ним, тяжело... он немец-полукровка! Ему 55. Смотрит на меня как крыса на добычу. Я не люблю крыс.

 

stas (11:37 PM) :

Все мы живем сложно, Радуга, но я чувствую, что ты мне родная.

 

raduga (11:39 PM) :

:)) Я знаю, меня друзья зовут Радугой, звонят и говорят: «Магазин, какая краска сегодня продается?» :)) :-) Я понимаю тебя почему-то!

 

stas (11:42 PM) :

Марго, а ты знаешь, что испортила мне вечер? Я выпил все сразу, как только ты написала «до завтра», и сейчас до безобразия трезв. Только я забыл, что завтра уже наступило.

 

raduga (11:43 PM) :

:-) Чудо ты! Я сама себе его тоже испортила! Хотела выпить и зажечь свечи. :-(

 

stas (11:43 PM) :

Ну так зажигай!

 

raduga (11:44 PM) :

Стас? Ты что? Тебе надо поспать. У тебя поздно или рано? :-) :-) Красиво горят!..

 

stas (11:45 PM) :

Мне завтра некуда идти. Воскресенье! Если скажешь приехать, приеду. А у вас, наверное, визы?

 

raduga (11:47 PM) :

:-( Да, хорошо, что воскресенье! Я побуду с тобой!.. Да, у нас визы :-)... Хочешь, пришлю что-нибудь? :-(

 

stas (11:48 PM) :

Это плохо. Но что делать? А я с 13-го буду в Праге. Тебе сложно там появиться?

 

raduga (11:49 PM) :

:-) Ты по делам или тур?

 

stas (11:49 PM) :

Вообще-то по делам, но взял турпутевку, это проще.

 

raduga (11:50 PM) :

Я освобожусь только к сентябрю; может, я смогу к тебе, мне несложно :-)...

 

stas (11:52 PM) :

Ко мне куда? Приезжай, я буду рад, познакомлю с друзьями. А ты что, работаешь? Где?

 

raduga (11:52 PM) :

У меня 15 дней еще будет! :-) Я работаю дизайнером интерьеров :-)

 

stas (11:52 PM) :

Интерьеров? Понял: ты шьешь шторы!.. Почему только 15?

 

raduga (11:53 PM) :

:-( Нет, вот как раз шторы я не шью. Мне нравятся открытые окна. В августе я должна буду навестить своих :-)

 

stas (11:54 PM) :

Дизайнер – это хорошо. А кого «своих» и где? Прости за уточнения, я все думаю, нельзя ли где-нибудь пересечься.

 

raduga (11:56 PM) :

:-) Я тоже думаю, что хорошо! (Сын принес мне вино!) Я поеду в РИГУ!!!

 

stas (11:57 PM) :

Как ты можешь пить без меня, Марго? Ты думаешь, до Риги – это ближе?

 

raduga (11:59 PM) :

:-[ Я пью с тобой! Там у меня тетя заболела.

 

stas (11:59 PM) :

Жалко тетю…

 

raduga (12:01 AM) :

:-( Нет, там не так все страшно, просто надо побыть!

 

stas (12:03 AM) :

А может, проще попасть в Ригу?

 

raduga (12:04 AM) :

Проще, только в сентябре, а то мне и тебе толком не побыть, если близкие меня в оборот возьмут!

 

stas (12:08 AM) :

О как все запущено! Я бы мог побыть и не с толком. Знаешь, мне так хочется тебя увидеть! Но если серьезно, то я бы мог освободиться в сентябре. Как же жить еще целый месяц?

 

raduga (12:10 AM) :

:-) Да, я очень хочу с тобой вссстретиться! Это здорово, если ты освободишься, у меня просто заказов много, да и поездка!.. Как декабристы жили? :-) Мы выживем! Чем ты занимаешься сам?

 

stas (12:12 AM) :

Родная моя, я работаю в издательстве, но вместо того, чтобы выпускать книжки, приходится заниматься всякой ерундой. Ты не представляешь, как все надоело!

 

raduga (12:13 AM) :

:-) Издательство? А я в журнале по дизайну :-) Ты заканчивал что-то полиграфическое?

 

stas (12:16 AM) :

Это здорово! Я филолог по образованию. Издательство – это и работа, и хобби одновременно.

 

raduga (12:17 AM) :

:-) Как интересно! И что ты в своем хобби творишь? :-)

 

stas (12:18 AM) :

Издаю интересные книги интересных уфимцев, пытаюсь продвинуть их куда-нибудь к вам на Запад :) Пусть там знают, что и у нас есть литература.

 

raduga (12:19 AM) :

Это так интересно, я горжусь тобой! :-)

 

stas (12:19 AM) :

Родная моя, ты все путаешь, это я могу гордиться тобой!

 

raduga (12:20 AM) :

Нет, и не сопротивляйся, я так себе, а ты такие интересссные вещи рассказываешь :-) Уфа же очень старый город? Да?

 

stas (12:23 AM) :

Да, старый. Я боюсь соврать, но 1574 или что-то в этом роде – год основания крепости на реке Белой. Скажи, а твои корни давно в Таллине?

 

raduga (12:26 AM) :

:)) Мне интересно знать, где ты жил, живешь! А мой папа – моряк и попал туда с момента моего рождения :)... А так мои корни – Москва и Рига:)) Твои дети живут там же? А еще у тебя кто? Девочка?

 

stas (12:35 AM) :

Ох, Радуга ты моя, о детях можно рассказывать отдельно. Твой-то как? Спит? Или все еще ревнует? У меня, кроме сына, есть девочка и девочка. Одна от первого брака, одна от второго. С той, что от первого, все хорошо, я общаюсь. С той, что от второго, тоже хорошо, но ее настраивают против меня. Это моя боль. Такие вот дела.

 

raduga (12:37 AM) :

:-) Нет, мой сын музыку слушает! Да, многоженец ты мой :-)... 2 девочки и сын :-)... Любишь женщин? :-) А кто ж их не любит? :-[ :-)

 

stas (12:39 AM) :

Да разве дело в женщинах, Марго? Если честно, то нет. Ищешь ведь родственную душу, а может, я не прав. Но не думай, что я ловелас, это было бы просто и обидно. Так сложилось.

 

raduga (12:41 AM) :

:-) Я пока ничего не думаю, мы ищем в этой жизни много чего!.. А то, что нам надо, – это чтобы один флакон содержал многое, это да!!!

 

stas (12:42 AM) :

Ну, не расстраивай меня. Я думаю, что существуют идеалы только на небе. А знаешь, Марго, я подумал, как хорошо, что ты есть! Как хорошо, что есть люди, которые выдумали аську! Мне теперь жить хочется!

 

raduga (12:47 AM) :

:)) Почему ты раньше ею не пользовался?

 

stas (12:48 AM) :

Так тебя же не было!

 

raduga (12:48 AM) :

Если ты зарегистрируешься в скайпе, мы могли бы в наушники точно так же говорить, как по телефону. Голос мой – эротичный, как говорят :-)

 

stas (12:55 AM) :

Ты вся – эротика! Главное все же в душе. Она мне созвучна.

 

raduga (01:13 AM) :

:-[ Чудо заморссское!!!

 

stas (01:13 AM) :

Сама ты такая! Хоть бы выпила, что ли, граммульку!

 

raduga (01:15 AM) :

Я сижу и пью:-)

 

stas (01:16 AM) :

Не увлекайся только! Иначе... А что иначе? Все равно не увлекайся!

 

raduga (01:18 AM) :

:-) Я люблю приятные напитки! Вот картезианский ликер [11], например :-) А что вы разбежались? Ты пил? Или любовница?

 

stas (01:21 AM) :

Я тебя не совсем понял. Хотя вроде понял. Нет, я не алкоголик. Любовниц стараюсь не заводить. Шутка. Надо понимать – нет. Просто взаимное непонимание. Так бывает.

 

raduga (01:23 AM) :

:-) Ты же живой человек, и браки просто так не распадаются :-) Извини, если обидела!

 

stas (01:31 AM) :

Марго, а как тебя зовут по-уменьшительному?

 

raduga (01:32 AM) :

:-) Мышка, Ритик, Муся:)))… подруги – Туся:)), дедушка – Маргоша. А мужчины всегда свое придумывают! Ты же тоже своим женщинам не просто «пупсик» говорил? :-)

 

stas (01:33 AM) :

Маргоша – неплохо, привет твоему дедушке!

 

raduga (01:34 AM) :

Он уже умер... Свое, пожалуйста!

 

stas (01:35 AM) :

Извини, Маргош… Ромашка [12], может быть?!

 

raduga (01:36 AM) :

:-X От слова РОМ? :))

 

stas (01:37 AM) :

Ну не Машка же?

 

raduga (01:38 AM) :

[:-} Машей меня тоже звали... :-)

 

stas (01:39 AM) :

В принципе, ром всегда был связан с морем. А если серьезно, то ты такая же светлая, солнечная и веселая, как этот цветок!

 

raduga (01:40 AM) :

:-) Да, уж то, что я светлая, да! И море мое! :-)

 

stas (01:42 AM) :

Открыл твое фото, смотрю на тебя...

 

raduga (01:44 AM) :

:-) И что ты видишь?

 

stas (01:47 AM) :

Знаешь, поскольку я увеличил фото, то нет хохотушки, в глазах твоих грусть. Как тебе удается бороться с самой собой? Ты, наверное, устала, ложись спать.

 

raduga (01:52 AM) :

Я не люблю спать, даже просто валяться, я люблю движение, я люблю быть всегда с улыбкой, но она натуральная, мне приятно, что люди радуются при встрече, даже с консьержкой мне надо перемолвиться хотя бы парой слов, люди же хотят и ждут любви и понимания, и я даю и получаю то же взамен.

 

raduga (01:55 AM) :

Я же сова, а у тебя уже ужассс как поздно. Ложись спать. Ок?

 

relaxing.

 

Сессия 2. Сбой при отправке сообщения

 

raduga (03:34 PM) :

:-[ Приветики! Кто пришел? А я бегаю, ногти крашу :-)

 

:-) relaxing.

 

stas (05:37 PM) :

Привет, давно тебя не слышал. Как ты?

 

:-) raduga – Недоступен:ostavte soobshenije i ok!!!!!!!!!

 

raduga (05:37 PM) :

Я только что заглянула в ящик, спасибо за письма! А ромашки твои – прелесть… так нежно :-) Я поссставлю фоном на мониторе!

stas (05:39 PM) :

Никак еще не могу понять аську, все время врет, что ты недоступна. Это в каком смысле недоступна? :-) Я рад, что тебе понравилось!

 

raduga (05:40 PM) :

Ах какие ромашки! Чудо ты! :))))))) Это значит, что я отошла, но писать мне можно! Что значит недоступна?

 

stas (05:41 PM) :

Нет, Марго, чудо – это ты! Я просто мимо проходил [:-}

 

raduga (05:41 PM) :

:)))))) И не зря! Отвлекаешься... дааааааааааааааааа? :-)

 

stas (05:44 PM) :

Ага, то есть нет... то есть да. Ну не знаю, что сказать :'(

 

raduga (05:45 PM) :

Ну скажи, что ты не чудо? :-)

 

stas (05:45 PM) :

Я не чудо :-)

 

raduga (05:46 PM) :

Почему? Мне нравится... :-)

 

stas (05:47 PM) :

Да и мне тоже. Мужикам нравится, когда о них заботятся, хоть немножко. Например, когда ты вчера «оставила» мне мороженое, было приятно. До сих пор чувствую вкус. :-)

 

raduga (05:48 PM) :

:-) Я тебе отослала фото – и спасибо :-* получи!

 

stas (05:48 PM) :

Бегу-бегу!

 

raduga (05:49 PM) :

Беги-беги... мне нравится, когда ты бегаешь :-[

 

stas (05:49 PM) :

:-)

 

raduga (05:50 PM) :

:-)

 

stas (05:50 PM) :

Хватит корчить рожицы, дай письмо открыть :-)

 

raduga (05:51 PM) :

:-)

 

stas (05:53 PM) :

Вот это да! Обалдеть! Я схожу с ума! Это ты придумала? А где моя любимая картина «Марго-радуга»?

 

raduga (05:54 PM) :

:-) Я сочетала грацию тела и вазы :-)

 

stas (05:55 PM) :

Я мало что смыслю в грациях вазы, но чисто интуитивно – это прекрасно! Марго, ты гений! Я просто начинаю совсем по другому к тебе относиться ;-)

 

raduga (05:56 PM) :

*JOKINGLY*Дааааааа?? А до этого как?.. Как к бабочке-бряк-бряк-крылышками? :)))... :-)

 

stas (05:58 PM) :

Ну, нет, конечно... С большим трепетом и уважением! Потому что красоту создают только боги, и изредка – богини! :-X

 

raduga (05:58 PM) :

Ах, поросенок!.. :-( Я же делаю интерьерные работы :-) Хороший, я любуюсь твоими цветами.

 

stas (06:01 PM) :

Спасибо! А как это... такую девушку и – в интерьер, она же живая?! 8-)

 

raduga (06:01 PM) :

Да, я живая, не игрушка!.. это просто фоторабота!!! Я потом пришлю тебе кое-что из таких работ: вазы, картины, свет.

 

stas (06:02 PM) :

А снимки ты сама делаешь?

 

raduga (06:03 PM) :

Нет, у меня фотохудожник! Вот он очень извессстный, у нас редко бывает, если только намечаются дорогие работы, а тут я решила себя увековечить :))))

 

stas (06:04 PM) :

Ну, я боялся спросить... Неужели это ты? :-[

 

raduga (06:05 PM) :

:)))))))) Очень толстая? O:-) У меня еще терракотовый цвет! И ваза тоже моя! Она настоящая античная, досталась мне по наследству, и я берегу ее, как ребенка.

 

stas (06:07 PM) :

Марго, не испытывай меня. Я в шоке! Таких прекрасных не бывает!!! Преклоняю колени перед Вами, Богиня света и цвета!!! Ах какая ваза-девочка! Ей что, больше тысячи лет?

Грация. Фоторабота Марго Гросс

 

raduga (06:07 PM) :

:))))) Ну все. Ты решил меня окончательно добить :) :-)

 

stas (06:09 PM) :

То есть это как? Ни в коем случае!!! Хочется жить только оттого, что ты есть!

 

raduga (06:09 PM) :

:)))... Смешной и хороший!!

 

stas (06:11 PM) :

Спасибо, смешная и милая! На самом-то деле это не просто комплименты. Я был в сильном депресссняке, а ты меня вытащила :-)

 

raduga (06:12 PM) :

:)) Я поняла это, я через экран порой ощущаю сильно!!! :-)

 

stas (06:14 PM) :

Ты умница! Расскажи, чем ты еще занимаешься, когда не красишь ногти :-)

 

raduga (06:14 PM) :

:))) Дурашка!

 

stas (06:16 PM) :

:))))))))

 

raduga (06:16 PM) :

:-) Люблю гулять с собакой, ролики люблю, люблю читать – очень рано это начала делать :-)... Музыка – это само собой, орган люблю, джаззз, блюз... :-) Театр!!! Друзей и камерность у камина :-) Люблю любить и быть любимой!

 

stas (06:19 PM) :

Кажется, я спросил глупость, ведь знал, что ты многосторонняя. Откуда столько времени на все это? К сожалению, у меня много времени проходит в бессмысленной суете, в зарабатывании денег и т.п. Редко удается сосредоточиться на любимых занятиях.

 

raduga (06:20 PM) :

:-( Нет, ты что, какая глупость? Я просто перечислила, что люблю, но это же не значит, что с утра и до вечера я вся в «культуре» :)))))

 

stas (06:23 PM) :

Понятно, Марго. Слушай, я должен минут на двадцать пять отлучиться. Тут приятель зашел, его опять фашисты побили. Счас отпою его водкой и обратно.

 

:-( Сбой при отправке сообщения: Понятно, Марго. Слушай, я должен минут на двадцать...

 

Сбой при отправке сообщения. Пожалуйста, повторите попытку позже. Если ошибка сохранится, пожалуйста, обратитесь в справочный центр службы ICQ на сайте icq.rambler.ru. Код ошибки 0703

 

stas (06:25 PM) :

У меня какая-то ошибка выскочила :-)

 

raduga (06:25 PM) :

:-( Это как? Я тоже скоро уеду… прогуляюсь! Что у тебя? Что такое?

 

stas (06:27 PM) :

Ты меня слышишь? У меня почему-то ошибки. Я тебя вижу. Был сегодня на работе, узнал, что у меня отпуск еще до 31 августа, купил билеты в Прагу.

 

raduga (06:29 PM) :

Какие ошибки?.. Здорово, отпуск большой!!! Отдохнешь! Я тебя слышу!

 

stas (06:30 PM) :

Наверное, хочется в теплые края, у нас в этом году лето холодное.

 

raduga (06:30 PM) :

:-) В Чехии всегда жарко!!! Хорошо!

 

stas (06:32 PM) :

Я был однажды в Оломоуце и в Праге. Мне очень понравилось: люди доброжелательные, красиво и все дешево.

 

raduga (06:33 PM) :

Да, там красивые места, и отношение уже давно очень хорошее! Я пошла одеваться, Стасик! :)) Будь молодчинкой!

 

stas (06:35 PM) :

Давай, счастливо тебе погулять!

 

raduga (06:35 PM) :

Все у тебя будет хорошо, вот увидишь! :)))))

 

stas (06:36 PM) :

Спасибо! Пока!

 

raduga (06:36 PM) :

И ТЕБЕ!! Чаушкииииииииииии!

 

Сессия 3. Чай с пончиками

 

:-) raduga – Нет на месте: я где-то, я где-то... :)))

 

stas (01:58 AM) :

Марго, ты где?

 

raduga (01:58 AM) :

Я здесь :-(

 

stas (01:59 AM) :

Наконец-то, так долго ждал тебя, ждал и ждал, а ты появилась, когда у меня Интернет может отрубиться в любой момент :-( Как у тебя дела?

 

raduga (02:00 AM) :

Хорошо, мама ушла от меня только что. Ты почему-то утром ушел.

 

stas (02:06 AM) :

В воскресенье буду в Праге. Что тебе привезти, родная?

 

raduga (02:07 AM) :

:-) Как здорово! Считай, что я с тобой – в чемодане :-)... Себя привези и очень хорошее нассстроение, мне оно нравится :) Дотронься на Карловом мосту до позолоты и загадай за меня желание [13].

 

stas (02:09 AM) :

:-) Наделаю фотографий и пришлю. Да, это хорошо. А можно узнать, какое?

 

raduga (02:10 AM) :

:-) Я думаю, ты почувссствуешь :))

 

stas (02:10 AM) :

Я уже чувствую :-[

 

raduga (02:11 AM) :

:-) И хорошо.........!!! :-)

 

stas (02:17 AM) :

А утром был стук по аське, но когда я кинулся к компьютеру, было уже написано, что ты работаешь и просишь не мешать. Разве не так?

 

raduga (02:18 AM) :

:-) Да, но ты все равно пиши, даже если не смогу ответить... :-( А то я чуть не плакала O:-)

 

stas (02:20 AM) :

Прости, пожалуйста! Просто я боюсь быть назойливым. Что-то ты уже слишком дорога мне, чтобы надоедать тебе.

 

raduga (02:21 AM) :

Ты мне нисколько не надоедаешь, и я же отдыхаю. :-[

 

stas (02:22 AM) :

Понятно. Еще раз прости!

 

raduga (02:22 AM) :

:-) А в Уфе открыли памятник Акмулле :-)

 

stas (02:23 AM) :

Да ну! И откуда ты знаешь? Я еще не слышал :-) Хочешь, заварим чаю и попьем вместе?

 

raduga (02:24 AM) :

А потому что я слежу за твоей жизнью :-)... Да, мы попьем чай обязательно! O:-) :-)

 

stas (02:25 AM) :

Тогда бегу ставить чайник. Странно, но меня тоже стал интересовать Таллин. Лазаю по сайтам, смотрю картинки, пытаюсь представить улочки, по которым ты ходишь :-)

 

raduga (02:27 AM) :

:-) Какой ты умничка!!! Да, очень красивый город! Давай полазим вместе? :-)

 

stas (02:29 AM) :

Конечно, было бы здорово. А какое место в Таллине тебе больше всего нравится? Наверное, как и во всех европейских столицах, есть старый город?

 

raduga (02:30 AM) :

:-) Да, конечно, есть старый город! Вот он и зовется ВЫШГОРОД... там здорово, когда-то там скакали рыцари и гуляли их прекрасные дамы! :)) :-) У моря – знаменитый монастырь Святой Бригитты. Там фильм еще был снят – «Последняя реликвия» [14].

 

stas (02:32 AM) :

Здорово! Я поинтересуюсь. На тех картинках города, которые я видел, много округлых форм. Там действительно преобладают такие здания?

 

raduga (02:33 AM) :

:-[ Ты имеешь ввиду башни?

 

stas (02:34 AM) :

Да, видимо, это башни. В общем-то, чай закипел. Присоединяйся. Правда, чай у меня сегодня не очень :-)

 

raduga (02:37 AM) :

Да, давай налей и попьем с пончиками :)))))... а я сегодня немного поспала, потому что встала в 5 утра, приезжали за мной, мне надо было по работе кое-что отвезти, вот. А собачка моя скучала, сынуля у папы :))))). Я очень хотела позагорать, хочется быть пошоколадней :)), а потом чего-то поленилась :)... и заснула на час :( :-) я не люблю днем спать... время тратить… :-( А сегодня я пассивна :)))

 

stas (02:39 AM) :

Пончики – это здорово, моя бабушка пекла очень вкусные пончики. Ты же уже обгорела, наверное, совсем :-) Днем надо спать, только немного, как Штирлиц [15]. Что значит пассивна? Ты меня пугаешь.

 

raduga (02:41 AM) :

:))))))... Я не умею обгорать, я мажусь кремом и загораю ровно :)) А спать днем просто не люблю, нет привычки...

 

stas (02:41 AM) :

Если вдруг связь прервется, то значит, кончились деньги. Не обижайся, просто я давно сижу в Интернете. Но, надеюсь, это случится не скоро. Ты же сова! Когда же ты спишь?

 

raduga (02:42 AM) :

Пассивна – значит не особо активно провела день!.. У меня по работе день не нормирован :))))) Не вырубайся :-)

 

stas (02:44 AM) :

Я-то не вырублюсь. У меня тоже день не нормирован. Кручусь с утра и до вечера.

 

raduga (02:50 AM) :

Душа моя!!! :-[

 

stas (02:53 AM) :

Спасибо тебе, родная! У меня ведь обязательства перед людьми, которые со мной работают. А это значит, что их надо обеспечивать зарплатой. А практически вся хозяйственная и финансовая работа на мне. Фирма-то маленькая. Выматываюсь сильно. Чай вдвоем намного вкуснее! Пончики-то еще остались?

 

raduga (02:54 AM) :

Я понимаю очень тебя, правда... слишком хорошо знаю всю эту бизнессс-кухню.

Я тебе приготовила море... ПОНЧИКОВ!!!

 

*  *  *

 

– Но ведь мои пончики вкуснее! – девочка смотрела на меня с укором.

– С чего это ты взяла?

– Они же настоящие!

– Настоящие, говоришь? Знаешь что, ребенок, а давай-ка попьем чаю с твоими настоящими пончиками!

 

Глава 6

Счастливчик

 

– Купите лотерею, мгновенный розыгрыш с ценными призами!

Я только что вернулся из Праги, поездка удалась, довольный брел по городу и улыбался солнцу, неожиданно выскочившему после надоевшего дождя. Солнце улыбалось в ответ. Хотя нет, улыбалась уже девушка, протягивавшая мне сложенный цветной листочек.

– Возьмите билетик, я знаю, вам сегодня обязательно повезет!

Хорошее настроение и улыбающаяся девушка позволили мне сделать глупость. Я-то точно знаю все уловки лохотронщиков. Но что мне, жалко каких-то пятидесяти рубликов?! Пусть и у других будет праздник, а я сейчас свободен, расслаблен, никуда не спешу. И я купил.

– Розыгрыш уже начался, это там, возле телецентра. Желаю удачи!

Конечно, надо было сразу же выбросить этот цветной листочек в ближайшую урну, но что-то меня удержало. Я повертел бумажку в руках и направился к площади у телецентра.

У передвижного ларька шло какое-то шоу с музыкой и ряжеными артистами. Немного помедлив, я подошел к киоскерше и протянул свой билетик.

– Вы хоть сами-то знаете, что вы – счастливчик? – удивленно спросила она и просверлила меня своими маленькими жгуче-темными глазками. – У вас большой приз, и еще: вас разыскивает режиссер, вы должны дать интервью нашему каналу.

– Ну уж нет! – отпарировал я. – Никому я ничего не должен, увольте… И где я могу получить свой приз?

Но киоскерша уже меня не слушала, а названивала по телефону и что-то торопливо щебетала в трубку. Ее рыжеватые длинные волосы растрепались и упали на лицо. Вы хоть что со мной делайте, но не люблю вот блондинок и рыжих, особенно крашеных! Я немного потоптался и отошел к зонтикам выпить кружечку пива. Никакая блондинка не смогла бы испортить мне настроение, даже пиво показалось вкуснее обычного. Это после Праги-то?!

Я отпивал понемножку пива и наблюдал за людьми. Люди оживленно беседовали и делали то же, что и я, – расслаблялись. И только парень за соседним столиком был одинок и мрачен. На лице отчетливо вырисовывались боль, обида и разочарование, а напряженное тело чуть раскачивалось вперед-назад, вперед-назад… Не могу уловить, как это получается, что одни люди сразу же вызывают расположение, а другие – неприязнь или безразличие. Этот-то мне сразу не понравился. Но когда у вас на душе праздник, разве вам не хочется, чтобы все вокруг были счастливы? И я продолжал делать глупости: подсел к нему и через некоторое время спросил, почему он грустит в столь чудный день. В ответ он вытащил из кармана целую кучу мятых лотерейных билетиков. Я все понял. Облапошили малого. Спустил кучу денег и теперь обижен на весь мир. Я заказал еще пива: себе и парню. Мы молчали, да и говорить было, собственно, не о чем. Я уже собирался уходить, оставив недопитой кружку «Балтики», когда он вдруг заговорил:

– Понимаешь, я всегда был неудачником. А тут встретил девушку. Нравлюсь я ей. Пригласил в ресторан. Хотел выиграть побольше денег, а вот что получилось. Жить не хочется.

Он судорожно сглотнул и промычал еще что-то, не менее гнусное. «Каким же, интересно, девушкам нравятся такие придурки?» – подумалось мне. Стало противно от его всхлипываний. Однако я живо представил, как ухаживал когда-то за своей женой. А что, если бы и со мной произошло такое? Уходя, я протянул ему свой лотерейный билет и сказал:

– На, возьми! Я тоже купил билетик, еще не проверял, может, на этот раз выиграешь. Давай, удачи!

Распрощавшись, я снова брел беззаботно по улице и, улыбаясь, представлял, какое будет удивленное лицо у парня, когда он узнает о выигрыше, как он будет радостно рассказывать об этом своей девушке, сидя в уютном ресторанчике, попивая вечернее вино, и как девушка будет улыбаться ему в ответ.

Спиной, если не сказать задницей, я почувствовал, что меня догоняют. Ох как не люблю, когда меня кто-то догоняет! Надо было свернуть, скрыться, раствориться в улице, но…

– Стой, стой! Ты выиграл! Смотри!

Господи! Этот урод был еще и честным! Бывают же такие зануды! Вместо того чтобы бежать к своей девушке, он еще пристает к незнакомым прохожим.

Я развернулся и с расстановкой сказал:

– Парень, не говори глупостей, выиграл ты. Так что давай, еще раз удачи! Привет твоей девушке!

Он не унимался:

– Нет, так нельзя! Я даже не знаю, как тебя… вас зовут. А меня Сережей!

С Сережей знакомиться совсем не хотелось. Брала досада. Ведь шел, никого не трогал, упивался своим благородством и чувствовал себя счастливым.

– Я в школе работаю, у нас сегодня встреча с учениками, и она придет, я вас познакомлю, а потом (глаза у него блестели)…

Что потом, я не дослушал.

– Спасибо, скажи где и во сколько, я приду!

Я еще надеялся от него отвертеться.

– Это вам спасибо, вы же мой спаситель! Только для получения приза нужны два свидетеля. Не хотите мне помочь? А потом еще по пивку… за мой счет!

Он хитро заулыбался. Я оценил самоиронию и купился.

– Ладно, пошли!

Такого дебилизма я никогда не видел: деньги (весьма неплохую сумму) выдавали тут же. Но при этом нужны были два свидетеля с паспортными данными. Уговорили еще одного – деревенского лоха в мятом сером пиджаке – и покончили с формальностями. Рыжая киоскерша удивленно пялилась на меня, но молчала. Потом нас сфотографировали. «Вот этого не надо было, – подумалось еще мне, – не дай бог, попадет в прессу».

Долго пили пиво. Я еще тот алкоголик, а этот сразу размяк. Про школу пришлось забыть (не идти же к детям до безобразия пьяными), и встреча с девушкой становилась все более нереальной. День был испорчен, так мне тогда казалось. Но кто мог предположить, что ждет меня дальше? Уже темнело, когда я, расспросив адрес, повел его домой.

Дверь открыли такие же пьяные люди и с шумом и гамом затащили нас в довольно просторную квартиру. Народу было много. Начались поздравления. Этот идиот еще и не все сказал: у него был день рождения! Я стоял с дурацкой улыбкой на лице, а тот лепетал про спасителя своей девушке, показывая на меня, а она испуганно пыталась ему отвечать.

Мир рухнул. В глазах у меня потемнело. Я круто развернулся, выскочил в подъезд и бросился на улицу. Сердце колотило, словно барабан у какого-нибудь аборигена, и щемящая боль пронзала со спины насквозь. Я ее сразу узнал, еще до того как переступил порог комнаты. Это была моя жена.

Никто за мной не вышел. Вобрав в себя побольше прохладного вечернего воздуха, я зашел в ближайшую забегаловку и хлопнул стакан водки. Наступило полное отупение. Такого удара я не ожидал. Конечно, мы были в разводе, но нежность к ней и надежда на возвращение еще не успели покинуть меня, а теплые чувства только крепли от долгой разлуки. От водки никогда не становится легче. С горечью я снова и снова представлял любимый образ и родной взгляд ромашковых глаз. Родной и теперь уже чужой одновременно. Эх, любит – не любит, плюнет – поцелует… Как же все противно!

Совсем стемнело, и ночное одиночество вновь погнало меня к окнам злополучной квартиры. Хмель и отчаяние сделали свое дело: хотелось, чтобы этим мерзавцам было так же плохо, как и мне. Я поднял обломок кирпича и швырнул им в окно. Кирпич не достиг цели, но глухой стук о стену привлек внимание людей. Я поднял второй обломок и снова бросил. Гости стали выбегать из подъезда. Подбежал и Сережа с криками: «Ты чего делаешь?» «Ты разбил мое сердце, – совершенно спокойно и, как мне показалось, по-деловому ответил я. – Можно, и я у тебя чего-нибудь разобью?» Третий бросок оказался удачным – стекла посыпались на асфальт совсем как пятаки у Достоевского – звеня и подпрыгивая. Народ закричал, раздалось обычное в таких случаях: «Милиция!» Быстрыми шагами я удалялся к соседней улочке, где было не так светло. Сережа хватал меня за локти и жарко кричал: «Стой! Погоди! Я на тебя не сержусь, давай разберемся!» Я знал, что от таких типов ничего хорошего ожидать не приходится. Наверняка уже вызвали милицию и теперь до ее приезда пытаются меня задержать. Поэтому разбираться я не стал, вырвался из чужих рук и почему-то опять оказался у телецентра.

Несмотря на поздний вечер, местами шла еще торговля, я уселся на лавке и стал обдумывать произошедшее. На душе было гадко. В этот момент подъехала милицейская машина, из нее вышли менты и стали опрашивать прохожих, демонстрируя какое-то фото. Я понял, что ищут меня, потому что рядом с ними шел тот самый деревенский лох-свидетель в мятом пиджаке. Они прошли совсем рядом со мной и не узнали меня. А «лох» подмигнул как-то по-доброму и тоже прошел мимо. Тогда я подошел к одному из ментов, который казался старше возрастом, и тихо сказал: «Это я». Тот посмотрел на меня и улыбнулся: «А ты знаешь, что ты счастливчик? Ты выиграл очень крупную сумму. Вот эта курносая сказала! – и показал на киоскершу, болтавшую по телефону. – Ну, пошли!» «Только наручников не надо, – попросил я, – я никуда не сбегу». Он пожал плечами и, не оборачиваясь, пошел к «уазику». Я поплелся следом.

В отделении лейтенант много курил и совершенно молча слушал мою историю. Я проникся к нему уважением. Если человек умеет слушать, значит, он еще не потерян для общества, даже если он мент. «Ведь я же любил ее, – задыхаясь от волнения и заново переживая произошедшее, повторял я, – и она это знала!» В ответ он молча сунул мне заявление потерпевшего. В нем говорилось, что я в нетрезвом состоянии долго приставал к законопослушному и добропорядочному гражданину Санкину Сергею Владимировичу, угрозами вымогал у него деньги, а когда ничего не получилось, стал бить стекла в его доме. К заявлению была приписана куча свидетелей. И еще раз мне так же неожиданно влепили ниже пояса: ее подпись стояла среди прочих. «Люди! Разве это возможно?! Ну нельзя же продавать так откровенно! – мысли мои совсем смешались. – Ну разбил я это чертово окно, но ведь за это не сажают!»

– Посадят, – успокоил меня лейтенант голосом федерального судьи. – У него солидные покровители.

«Что же теперь делать? – неслось у меня в голове. – Ведь никому нет дела до моих чувств, а скажут, мол, давно уже говорили ему, что пьянка до добра не доведет. Вот, допрыгался!»

– Как же быть? – тихо спросил я. – Ведь вы же знаете, что все, кроме окна, здесь неправда.

– Если честно, ты… (лейтенант от души выматерился). Был бы трезвым, говорили бы с тобой по-хорошему. А сейчас полагается сдать тебя в вытрезвитель и только потом передать следователю. Просят же за таких говнюков!

Я ничего не понимал. Кто это, интересно, может за меня просить? Таких людей в ближайших шестистах километрах у меня не было.

– Говорят, ты – счастливчик, но что-то не везет тебе пока. Пытаюсь дозвониться до начальства, но бессмысленно. Сегодня пятница, и начальство, скорее всего, объявится лишь в понедельник. Выбирай, где заночуешь, – в обезьяннике или вытрезвителе? – усмехнулся мент.

Как же так? Вот это совсем не входило в мои планы. А девочка? Она же с ума сойдет. Я молчал, молчал и мент, долго крутя диск древнего телефона. Наконец он до кого-то дозвонился, вежливо с кем-то переговорил и обернулся ко мне. Я приготовился выслушать «приговор».

– Значит, так. Во-первых, Сережу этого пошлем на… Нашлись люди, которые видели, как ты выиграл в лотерею. Таким образом, версия о вымогательстве неправдоподобна. Во-вторых, окно ты разбил не Сереже, а его соседу; тот, конечно, сердится, но его устроит, если ремонт будет оплачен. Вот его телефон и адрес. И, в-третьих, в вытрезвитель ты тоже не едешь, потому что один человек, – лейтенант посмотрел на меня и хитро улыбнулся, – обещает довести тебя до самого твоего дома в лучшем виде и без всяких эксцессов.

Я обернулся: в дверь вошла рыжая киоскерша с пронзительно жгучими глазами. Честное слово, такие глаза бывают только у брюнеток! Она довольно рассмеялась:

– Ну что? Пошли, счастливчик, я беру тебя на поруки!

Не верьте глазам женщин, порой они так обманчивы.

 

Глава 7

Рыжая

 

Что я увидел в глазах киоскерши? Что видел в глазах других женщин, временами скрашивавших мое одиночество? Видел доброту и радость, тоску и печаль. А вот у жены моей были глаза бегающие, и я никогда не мог уловить ее взгляда. В них были беспокойство и неуверенность. Я даже не сразу понял, какого они у нее цвета. После нескольких лет совместных мучений в попытках найти хоть какое-то взаимопонимание бегать они перестали и стали зелеными. Зеленый цвет – это, конечно, не ромашковый, есть в нем что-то змеиное, но я смирился.

 

*  *  *

 

Девочка ревновала сильно, и с этим ничего нельзя было поделать. Ведь до сих пор только она имела право заботиться обо мне. А теперь появилась Рыжая. Так она ее называла.

 

Рыжая приходила часто, хотя я и пригласил-то ее лишь однажды, приносила продукты, готовила вкусные блюда, и мы ужинали вместе, затем валялись на диване, смотрели телевизор или слушали музыку. Я рассказывал ей о Битлах и говорил о том, что люди сами определяют значимость тех или иных вещей, придавая им значительность и создавая этим самым ценности. Вот, например, людям нравятся блестящие и редкие предметы, блестящие камни в частности. Когда-то, познав красоту алмазов, они стали бороться за право обладания ими и наделили камни сверхъестественными способностями. Люди верят, что алмаз защищает своего владельца от недоброжелателей, ограждает от бед и смерти, предвещает смелым победу. Алмаз – символ совершенства, силы и власти, твердости и нетленности. Так же и Битлы – они были единственными и блестящими, и люди боготворили их.

– Послушай внимательно песни «Битлз», – говорил я, – они просты и незатейливы, но меломаны вкладывают в их незамысловатые строчки более глубокое содержание и, как огранщики алмазов, создают все новые и новые блестящие грани, которыми можно восхищаться бесконечно.

– Значит, по-твоему, чтобы меня оценили по достоинству, мне надобно заблестеть, – хохотала Рыжая, – ведь редкости во мне хоть отбавляй!

Что меня привлекало в ней, я не знаю. Может быть, ее привязанность ко мне, и все. Я и сейчас понимаю, что никогда не любил ее, хотя и испытывал много нежности к этому чудаковатому существу. Улыбка ее была некрасивой, хотя и обаятельной. Она была невысокой, и поэтому небольшой животик смешно округлял фигуру. Она незаметно прихрамывала – одна нога ее, левая, была чуть короче другой – и этого стеснялась. Почему-то тогда я не обращал никакого внимания на ее дефекты. Только потом, когда она начала меня раздражать своей назойливостью, все эти недостатки стали очевидны и мешали мне воспринимать Рыжую серьезно. Так уж противно устроен человек. Однажды, правда, она меня удивила. Я был в стрессовом состоянии и сильно обидел ее грубыми словами и подчеркнутым невниманием. И вдруг она заплакала. Губы ее дрожали от волнения и обиды, и говорила она что-то быстро, судорожно картавя слова и заикаясь. Я был ошарашен. Женские слезы давно не трогали меня, но Рыжая была так смешна в своей обиде, что я успокоился и засмеялся. Я гладил ее по щекам, и какое-то теплое забытое чувство неторопливо вползало в мою зашторенную душу, пробуждая нежность и ласку.

Она так и не бросила меня, как я ни старался. Поначалу мне не нравился ее запах, зато нравилось смотреть на то, как она ест. Почему я акцентирую на этом внимание, да потому что имел опыт общения с девушкой, в которой мне нравилось все, кроме того, как она ест. Я пережил только одно свидание с ней, этого мне было достаточно, чтобы больше уже никогда не стучаться в ее дверь. Она чавкала. Нет, не просто чавкала, а чавкала громко, выпятив губы, получая нескончаемое наслаждение от пережевывания пищи. Тьфу, блин! И сейчас противно вспоминать это. Меня тогда не вырвало, но есть рядом с ней я уже не мог.

В детстве, хотя и редко, я общался с дворовой компанией, где считалось неприличным и стыдным есть медленно. Если мы добывали сообща пропитание, то делили его на всех поровну и быстро съедали. Еды, конечно, не хватало, и если кто-то начинал смаковать пищу, то остальным приходилось наблюдать этот неторопливый процесс, сопровождаемый обильным слюноотделением всех присутствующих, так что не умевший нормально есть вызывал всеобщий гнев и презрение. Помню, однажды, наворовав пустых бутылок со склада магазина, мы сдали их в буфет местной столовой и на вырученные деньги купили шербет, который назывался «поленом» из-за своей продолговатой формы. Каждому достались небольшие куски, которые исчезли очень быстро. И только Юрик не выдержал испытания удовольствием и обсасывал свой кусочек шербета, не желая прерывать удовольствие. Мы с Калюлей посмотрели друг на друга в недоумении и решили, что такое поведение сродни предательству. «Больше мы с Юриком не играем», – заявили мы своим друзьям, и нас поняли.

Я покупал своей Рыжей экзотические фрукты и задумчиво смотрел на их поглощение, вспоминая свое детство. В моем счастливом советском детстве не было фруктов, их просто не завозили в пригородный поселок, где мы жили. Только однажды родители продали на городском рынке урожай картофеля и купили всякой всячины, в том числе и тарелку фруктов – яблоко, грушу, виноград и сливы. Себе они не могли позволить такое, а только сидели рядом со мной и смотрели, как я ем фрукты, и радовались за меня. Так и я сидел и все смотрел на мою Рыжую.

Конечно, страдала девочка. Ведь я перестал звать ее в гости. Наверное, она обижалась, но виду не подавала. Конечно, страдала Рыжая, потому как я прогонял ее, если знал, что должна появиться девочка, иначе бы ребенок ревновал сильно. Я пытался оградить ее от этих переживаний. Конечно, страдал я, потому что разрывался между девочкой и Рыжей и надо было делать выбор.

Чтобы ни о чем не думать, я начал пить. Это встревожило девочку и совсем не понравилось Рыжей. «Ага! – подумал я. – Может, ты поймешь, что я пьяница, и наконец-то бросишь меня». Но Рыжая держалась за меня стойко, лишь временами по ночам плакала.

 

*  *  *

 

– Она не уходит, – бросил я раздраженно Калюле. – Прилепилась ко мне и все, сушите весла. Давай еще по одной!

Мы чокнулись. Водка неторопливо обволокла желудок, тепло разлилось по телу, а мозги затуманивались настолько быстро, насколько быстро опустошалась бутылка «Мягкова».

– С женщины снимаешь трусы лишь раз, а потом она это делает самостоятельно, – цинично заметил Калюля, явно намекая на то, что я сам создал себе проблему. – Возьми, к примеру, меня. Вот я – законченный алкоголик, но не хочу сидеть здесь в твоем сраном ночном баре. Меня гнетет мрак с самого детства, мне хочется к солнцу, которого так всегда не хватало в моей жизни. Может быть, поэтому мне так и не удалось вырасти!

Он зарыдал, налил себе еще водки и весьма артистично выплеснул ее в себя.

– Ты пойми, тебе пора уже выбираться из этого подвала, иди к своей Рыжей… – она и есть твое солнце! А мое солнце я завоюю себе сам или погибну в борьбе, как Че Гевара. Я, может быть, неграм сочувствую, потому что сам такой же негр, забитый и задавленный. Потому что это моей коже не хватает свободного солнца Африки. Доколе мне существовать в мрачном гетто?!

Калюлю несло, я давно его не помнил столь велеречивым и на всякий случай добавил ему еще водки. Авось успокоится.

– Хотя негры Америки в конце концов, после ликвидации рабства, получили свободу, но они и сейчас подвергаются дискриминации, их элементарные права ограничены до предела. Во многих штатах Америки дети негров не могут учиться в школах вместе с белыми. Негров не пускают в гостиницы, где проживают белые, не пускают в театры, рестораны. Вот вам подлинное лицо «цивилизации», которой кичатся империалистические колониальные державы! Вот вам и цивилизация [16]!

– Ты не одинок в любви к неграм, – заметил я, – вот в нашем городе все памятники перекрасили в черный цвет, и смотрят теперь на нас дружелюбно не только негр Пушкин, но и негр Карл Маркс и негр Маяковский. С первым-то все понятно, как был негром, так негром и остался, Карлу Марксу так и надо, довыпендривался, значит, а Маяковского за что? Ведь был он серебряным и этим вызывал ассоциации с Серебряным веком русской поэзии?

– Много ты понимаешь в Маяковском, – откликнулся Калюля. – Маяковский и был настоящим негром, вкалывал, как негр на плантации, на полях социалистической литературы и, кстати, светил, как солнце!

 

Я тоже уже надрался, и Калюлины рассуждения стали меня раздражать:

– А пошел ты со своими метафорами знаешь куда!

– Куда?

– Пошел ты к неграм!

 

*  *  *

 

Когда я открыл глаза, девочка сидела рядом на моей постели и с укором смотрела на меня. Голова разваливалась.

– Нет ли у нас в холодильнике пива? – с надеждой спросил я, прекрасно понимая, что его там быть не может.

Она не ответила, только молча собралась и вышла. К удивлению моему, вернулась быстро и с пивом. Мне стало стыдно, но надо было как-то выкарабкиваться, и я прильнул к банке. На некоторое время наступило отупение. Я ждал. Ждал, когда вчерашний груз спирта потихонечку схлынет и начнется возрождение – возвращение к жизни. Эти моменты я всегда ценил, поскольку в них остро чувствовалась потребность доказать всему огромному миру, смотрящему на тебя как на никчемность, как на дохлого подонка, что ты многого стоишь, и просыпалось вдохновение творить.

– Ты сам-то помнишь, что натворил вчера? – спросила девочка, выжидающе глядя мне в глаза.

– Нет, – ответил я вяло и прикрыл веки, – не надо, не сообщай, мне так спокойней.

Она покачала головой, принесла горячее полотенце и укрыла им мне уши, виски, лоб и переносицу. Так я обычно расширяю сосуды, чтобы унять головную боль. Средство подействовало и на этот раз. Я улыбнулся и, сказав девочке: «Спасибо, спасительница!», – спокойно заснул.

Когда засыпаешь, веришь, что приснится только хорошее, и знаешь, что утром все будет намного лучше, чем сегодня.

 

Глава 8

Зеленые глаза

 

Пробуждение мое было не из веселых. Меня разбудили громкий стук в дверь и тревожные возгласы девочки. Не успел я продрать глаза, как меня грубо подняли и стали трясти. Совсем ничего не соображая, я тупо смотрел на ввалившихся в комнату ментов, особенно на того, что был напротив меня. Кого-то он мне напоминал. Он о чем-то резко спрашивал, но я не слышал о чем, а потом я спросил сам:

– Ты что, Санкин?

Мент смутился:

– Разве мы знакомы?

– А как же, с самого детства!

Растерявшийся Санкин уже по-доброму разъяснил мне суть проблемы. Оказывается, после пьянки с Калюлей я завалился к жене мириться – бывают такие светлые желания у пьяных людей. И пригласил ее и гостившую тещу в ресторан повеселиться, угощал их там текилой и пивом, да и сам наугощался от души. И все бы хорошо, если б праздник не продолжился дома, где к нам присоединились еще две родственницы. Веселье длилось до тех пор, пока мне все не надоело и пока по давней своей привычке я не послал сотрапезников в отдаленное место, заявив, что всех их ненавижу. Это не понравилось родственникам, они, лупя меня подвернувшимися под руку предметами, прогнали спать. Наверное, этого было достаточно, но теща вызвала милицию и написала на меня заявление.

Мне предложили выйти и сесть в «уазик», что я и сделал, радостно соображая, что теща совершила не самый благовидный поступок. И сидеть бы мне в кутузке, да моя девочка подняла тревогу, вызвала жену и попросила соседей за меня вступиться. Жена долго беседовала с ментами, потом сунула им две тысячи рублей, и нас оставили в покое. «Надо же, как низко меня ценят менты, – подумалось мне. – Сомалийские пираты запросили бы гораздо больше». С тех пор тещи я больше не видел, а с женой мириться уже не имело никакого смысла.

– Ты должен бросить пить, – твердо сказала мне девочка.

Я обещал.

 

*  *  *

 

Пришла Рыжая, и я долго читал ей лучшие места из Венедикта Ерофеева, пока она не уснула. История Венички ее совсем не тронула. Я дочитал до конца, укрыл Рыжую одеялом и пошел за пивом, позабыв про обещание, данное девочке. «Это в последний раз, – обманывал я себя, – просто чтобы не болеть».

Заснул я только под утро, еще несколько раз сбегав за очередной порцией «лекарства».

 

*  *  *

 

«Как же там девочка? – вспомнил я, проснувшись. – Ведь она ушла ночью».

– Если с ней что-нибудь случится, я тебе этого никогда не прощу, – сказал я зло Рыжей, беспечно готовившей завтрак на кухне и напевавшей тихую песню. – Из-за тебя я не могу спокойно общаться со своими детьми, они уже совсем перестали приходить ко мне.

Она ничего не ответила, но пение прекратилось. Наверное, ей было неприятно, и я пожалел ее. Подойдя, обнял и извинился:

– Ну что теперь делать, если я тебе нужен. Только я никак не пойму, за что и почему я заслужил такое внимание к своей персоне?

Она поцеловала меня и, отвернувшись, продолжила готовить завтрак, а я, словно побитый пес, поплелся в комнату, залез в Интернет и стал отвечать на письма. Я бил по клавишам и представлял, как обнимаю свою девочку и она улыбается мне радостно. Так я делаю всегда, когда хочу защитить своих близких от опасностей, которые могут им угрожать. Я верю, что если мысленно обниму их и представлю свою встречу с ними, то и со мной, и с ними ничего не случится, потому что эта встреча должна еще состояться в будущем. Например, если летишь в самолете, нельзя думать об авиакатастрофе, надо думать только о детях, о том, как они будут рады увидеть тебя живым и здоровым. Я часто мысленно обнимаю своих детей, и поэтому с ними ничего не случается. Попробуйте и вы так. Я знаю, что и у вас получится.

 

*  *  *

 

Я вырос в настоящей семье и благодарен за это своим родителям. Только сам вот крепкую семью создать не смог, и поэтому чувство вины перед детьми никогда не покидало меня. Я лез из кожи вон, лишь бы дети не чувствовали своей оторванности от меня. Наверное, это мне плохо удавалось. Вторую жену не устраивали мои комплексы. И, видимо, не без подсказки матери, она стала требовать, чтобы я сделал выбор: или она, или дети. Дошло до того, что она стала орать на меня, если я звонил при ней детям. В моей семье на мужчин никогда не орали. Разве можно было стерпеть такое? Теперь я старался тайно общаться с детьми, и от этого стрессы нарастали с каждым днем, и сердце мое не выдерживало – начинало ныть, и тогда я попробовал залить все спиртом. Поначалу помогло. Но и жена была не прочь погулять с подругами, и скандалы от всего этого не только не утихали, но становились все продолжительнее и продолжительнее. Иногда в комнате стоял такой ор, что я был готов убить или жену, или себя. И все это происходило на глазах у маленькой дочки. Господи! Как хорошо, что я ушел из того дома. Добром бы это не кончилось.

А как же началось-то все? И началось тоже плохо. Откуда взялась эта сумасшедшая страсть по бегающим глазам? Зачем я звал ее и столько ждал? Я ждал ее целую вечность, и мне казалось, что в прошлой далекой жизни мы с ней встречались, но злая судьба разлучила нас. Даже картинка из прошлого-прошлого всплыла в моей голове: было темно, она стояла в длинном светлом платье, прислонившись к дубу и отвернувшись, сильный ветер развевал ее волосы; я с мечом в руке покидал ее, долг влек меня куда-то, а она, обиженная, так и не захотела со мной проститься.

Потом она словно мстила мне за эту нечаянную разлуку, случившуюся еще в глухом средневековье, и всегда врала мне. Врала таким образом, чтобы я понимал, что она врет. Я бесился, и это доставляло ей наслаждение.

Столько лет я хранил в своих архивах все листочки, напоминавшие о ней: ее письма ко мне, рабочие тетради, какие-то документы, выписки, записи ее голоса и, конечно же, фотографии. Она же разорвала и выбросила мои снимки. Особенно мне было жалко то фото, где она обнимала меня сзади и счастливо улыбалась в камеру.

«Что ж, пора и мне освободиться от груза прошлого и почистить свои архивы», – подумал я и стал разгребать бумаги. Первое же письмо оказалось моим, написанным в дни разлуки с женой, уехавшей на север к матери сразу же после нашей свадьбы, и я стал читать его. Написано оно было в форме рассказа с названием «И снова как прежде…» и даже с эпиграфом, который я здесь снимаю за неуместностью. Вот оно.

«Почему-то люди, к которым я очень хорошо отношусь, всегда предают меня. Легко. Без проблем. Как будто так и надо. Так было с покойной В., моей сослуживицей, которую я боготворил как самого замечательного педагога старой закваски и которая ни с того ни с сего вдруг разнесла грязь обо мне по всему городу, так и сегодня с нашей кафедралкой Г., которая вдруг начала катить на меня бочку и доносить на меня начальству. Неприятно. Раньше бы я сильно переживал и нервничал, а сейчас «мне все пофиг», как поется в песенке современной ленинградской группы, так как совсем недавно я пережил самый великолепный месяц своей жизни и где-то далеко, «на севере диком», ждешь меня ты.

Вот уже семь вечера. Мы обычно созванивались в это время, но сегодня ты сказала: «Зачем так быстро, мы же только что поговорили, давай лучше в десять». И я согласился. Я часто соглашаюсь с тобой. Потому что люблю. Потому что хочу, чтобы было так, как тебе удобнее. Я-то всегда подстроюсь.

Как же я по тебе скучаю! Но ничего-ничего. Подумаешь, каких-то три часа… Зато потом я буду улыбаться как ненормальный, слушая твой голос, радуясь своему счастью. «Привет, роднюшка!» – скажу я тебе, и ты улыбнешься мне в ответ. Господи, как долго идет время! В эти три часа, к примеру, можно сесть за компьютер и составить рабочую программу, которую с меня уже давно требуют на кафедре. Но разве сейчас я могу думать о таких мелочах, как программы? К встрече надо подготовить свое сердце – кажется, так у француза Экзюпери. Стучатся в дверь. Это братишка, но я сейчас никого не могу видеть, не хочу, чтобы мне мешали. Ведь я жду тебя. «Мне некогда, – бормочу я недовольно, – нужно дописать программу, не успеваю». Братишка уходит с виноватым видом, а я бросаюсь на диван и, схватив часы, жадно смотрю на стрелку. Но что это я? Я же еще не решил, о чем тебе буду рассказывать! Время телефонного разговора пролетает мгновенно, нужно успеть сказать все самое важное. Лихорадочно соображаю, а стрелки хоть и медленно, но движутся. Надо уже положить телефон рядышком: вдруг ты позвонишь раньше. И да, нужно вытянуть антенну: связь такая капризная!

Вот уже остается три минуты. Интересно, что ты делаешь сейчас? Наверное, тоже смотришь на часы и вот сейчас уже начнешь набирать номер. Стрелка переваливает долгожданную отметку – звонка все нет. Конечно же, дозваниваться так сложно, я сам, бывает, звоню по нескольку часов подряд, прежде чем телефон отзовется. Господи! Да не надо же так нервничать! Вот сейчас она дозвонится, вот сейчас… Проходит двадцать минут. Надо еще потерпеть, иначе получится так, что мы будем звонить одновременно и не дозвонимся. Но вот уже больше получаса. Да, ты уже устала и ждешь, пока я соображу это и позвоню сам. Набираю номер – короткие, еще раз – короткие, еще и еще… Наконец – удача! Мне удалось пробиться через кучу чужих звонков, и сейчас я тебя услышу. Как бьется сердце! «Ну что, моя? Ничего не получается?» – спрошу я тебя, а ты будешь расстроена и ответишь тихо-тихо. Длинные гудки, долго-долго длинные гудки. Сердце упало, провалилось куда-то. Как же так?! Ведь должен быть кто-то дома… А может… может, гудки идут, а до телефона твоего не доходят? «Вроде было однажды такое», – успокаиваю сам себя и звоню. Звоню снова и снова.

Вот уже одиннадцать, ты наверняка огорчилась, однако легла спать: завтра очень рано вставать. Но ты же простишь, если я дозвонюсь и разбужу тебя? Обрадуешься. Вместе посетуем на плохую связь, а потом, успокоившись, заснем, словно рядом друг с другом. Половина двенадцатого, и – надо же! – берут трубку. Это твоя сестра. Голос ее сначала недовольный (видимо, разбудил), а потом она произносит очень быстро: «А ее нет!» – так, я думаю, врачи произносят смертный приговор своим пациентам. Господи! За что ты меня так?! Господи! Ну за что?! Все во мне оборвалось, стало пусто и безнадежно. «А где она?» – «У тети Любы». Ночью? У тети Любы? Да еще с ночевьем? Это моя жена-то? Да она не может без привычных удобств. Нужно очень захотеть, чтобы она ни с того ни с сего там осталась! «Что же она мне ничего не сказала?» – спросил я и голоса своего не услышал. «Да ей неожиданно позвонили». Разговор прервался. Судя по тому, как торопливо говорила твоя сестренка, я понял, что она врет. Если бы я, к примеру, неожиданно позвонил тебе, вряд ли бы ты променяла ванну и постель на прогулку по морозному городу. Интересно, а ребенок остался дома или с тобой? Увы, все повторяется. Ты заранее готовилась куда-то пойти и поэтому перенесла время телефонного разговора. Может быть, рассчитывала вернуться к этому времени. А там, куда ты пошла, конечно же, пили. Если бы ты была у тети Любы, то позвонила бы мне от нее.

Так уже было много раз. Ты мне врала. А я звонил и звонил. Иногда отыскивал в чужих домах. А ты врала мне снова и снова. Но, Господи, теперь-то зачем?! Теперь, когда казалось, что все плохое уже позади. Господи! Зачем ты со мной так?! Зачем? Мне же… Я же любил ее, Господи…

 

P.S. Ты позвонила мне в час тридцать три ночи. Пьяная. И снова врала.

 

P.P.S. А если не врала? Да ведь продала же, променяла… На кого? На что?

 

P.P.P.S. И как жить дальше, если любимый человек тобой просто пренебрегает?.. Как жить, если некого больше ждать?»

 

Я еще раз перечитал это душещипательное письмо, написанное шесть лет назад. Сколько жизни я потратил в борьбе за любовь, существовавшую только в моем воображении! Теперь я уже несколько в возрасте и точно знаю, что жена – это женщина, которая тебя ждет, и дом твой только там, где тебя ждет жена.

 

Глава 9

Война с Грузией

 

Раздался звонок в дверь, и я пошел открывать. На пороге стоял мент Санкин с бутылкой водки в руках:

– Знаешь, всю ночь перебирал школьные фотографии, но так и не смог тебя вспомнить. Я бы хотел выпить с тобой.

– Раз хотел – наливай, – небрежно ответил я, пропуская его в прихожую. – Рюмки и закуска на кухне.

 

*  *  *

 

После изрядной дозы я на время отключился, а когда включился снова, Санкин, связанный, валялся на полу, а над ним с угрюмыми лицами стояли Гитлер и Калюля.

– Вы что, ребята, совсем озверели? Связываете моего гостя? – я был вне себя от ярости. – Развяжите его немедленно!

– Не можем, это наша миссия, – мрачно отозвался Гитлер.

– Разве ты его не узнал? Это же Саакашвили! Предатель! – метнул гневный взгляд на меня Калюля.

 

– А мне плевать, по законам восточного гостеприимства он находится под моей защитой!

– Вот из-за таких, как ты, и происходят все социальные катаклизмы на планете, – презрительно ухмыльнулся Гитлер. – Тебе жаль эту крысу?

– Эту крысу Россия уже наказала, хватит с него.

– Да обосралась твоя Россия перед всем мировым сообществом. Погубить столько народу и не добить крысу! Она ж потом расплодится и будет не только слегка покусывать, но и влезет всей стаей в твой дом и будет нагло бегать по всем твоим членам, а ты будешь лежать, боясь пошевелиться. Попомни мои слова!

– Да мы всему миру показали нашу решительность и военную мощь! Разве ж этого мало?

– В чем мощь? Очнись! В том, что позволили стереть с лица земли осетинские селения вместо того, чтобы их защитить? В том, что бросили в бой танки и войска с призывниками вместо спецназа? В том, что не смогли подавить радиоэфир противника и позволили американским корректировщикам с помощью спутника сжигать эти танки? В том, что раздали населению горы оружия, а потом его никто не собрал? Я уже не говорю про информационную войну, с которой и так все понятно. Но раз уже начали действовать через задний проход, так надо было дойти до переднего: надо было прибить этого мерзавца, разбить натовских прихлебателей, а самих натовцев предъявить мировому сообществу плененными или в виде разлагающихся трупов. А вместо этого показали, как умеют летать ваши дальние ракеты в противоположную Грузии сторону и как один корабль может добраться до Венесуэлы, а потом стали ждать, пока подойдут американские эскадры и лишат возможности предпринимать что-либо.

– Во дворе был большой камень, пойдем придавим эту сволочь, – предложил Калюля, и они потащили беспомощного Саакашвили к двери.

– Постойте, ребята, – смирился я. – Давайте по-цивилизованному, что ли. Вот, возьмите лучше пистолет.

Через несколько минут они вернулись в ярости и набросились на меня.

– Ты что нам подсунул? Это же обыкновенная воздушка. Я выстрелил ему в задницу, а он убежал, – негодовал Калюля.

Я добродушно расхохотался:

– Да пусть себе бегает с шариком в жопе! Жалко вам, что ли?

Успокоившись, мы молча выпили, и я спросил:

– А теперь вы куда?

– В Найроби [17], – задумчиво произнес Калюля, – что-то там опять неспокойно.

– Это в Африку, что ли? А как же планы с Америкой и ее неграми?

– Успеется, – отмахнулся Калюля. – Всему свое время!

 

Глава 10

Последняя реликвия

 

Синоптики на сегодня обещали дождь. А его все нет и нет. Но ведь раз пообещали, то надо было его вызвать. Шаманы неделями вызывают дождь. Неделями может любой дурак. Он и сам пойдет. Вызывать дождь неделями – то же, что больного лечить на авось. Если выздоровел – лечение помогло, если нет – болезнь была слишком запущена. Я вызываю дождь мгновенно. Потому что знаю как. Потому что во всем надо быть профессионалом.

Но сегодня я дождь вызывать не буду. Мне некогда. Сегодня я приглашен на съезд партии, который проходит на открытом стадионе при стечении массы народа.

 

*  *  *

 

Сильно болела голова. Боль охватывала виски, пробиралась к глубинам мозга и сдавливала его так, что я с трудом понимал, что творилось на сборище, где мне предложили роль эксперта. Я мог думать только о своем похмельном состоянии и о том, как бы его снять.

С трибуны нес галиматью священник в рясе, лицом напоминавший актера Ролана Быкова:

– Святая Бригитта завещала сердцу нашему святую реликвию – символ чистоты и незыблемости веры нашей. Теперь, когда реформаторы – эти еретики-отступники – привели мир христианский к краю пропасти, когда процветает разврат, когда крестьяне, забывши Бога, поднимают руку на господ своих, теперь мы должны стать самой надежной опорой святого учения в этих краях. И да будет наше усердие неистощимым [18]!

– Святая реликвия сотворит чудо, и мы узрим его! – поддержали выступающего из толпы.

– Только мы можем быть хранителями и защитниками святой реликвии, – добавила дама в белом, восседавшая на троне.

Торжественно на носилках вынесли ларец, и все присутствующие опустились перед ним на колени. Величественным шагом священник подошел к ларцу и откинул крышку. Притихшая толпа лицезрела недоумение и растерянность, отразившиеся на его лице. Вмиг дрожащими от волнения руками он извлек из довольно объемистого ларца небольшую бутылку с темной жидкостью.

Всеобщее оцепенение длилось недолго. «Позовите эксперта», – нетерпеливо выкрикнула дама в белом, и меня вытолкали из толпы. Я подошел, взял бутылку из рук обалдевшего Ролана и распечатал ее. В нос ударил спиртной запах настоявшегося иссопа. Ну, конечно же, это был шартрез – «эликсир долголетия», любимый ликер картезианских монахов! Медленно, не веря своему счастью, я выпил его прямо из горлышка глоток за глотком при полном молчании толпы. Затем облегченно выдохнул и пошел к выходу.

 

Святая реликвия спасла меня. Мне сразу же полегчало. Но толпа, недовольно загудев, угрожающе двинулась за мной. И тогда я развернулся и громко хлопнул в ладоши. Раздался гром, и яркая молния врезалась между мной и толпой, осветив искаженные яростью лица. «Он святой, он святой», – пронеслось по толпе, и все бросились ниц. Я развернулся и ушел, оставив толпу под стеною ливня.

 

Эпилог

 

Зазвонил телефон. Это была Маргоша:

– Что за день сегодня? Утром черная кошка перебежала дорогу. Вернулась домой, оказалось, что треснула моя любимая ваза. Посмотри, что творится! Негра выбрали президентом Америки!

Я включил телевизор, и на фоне ликующей толпы увидел радостную бородатую рожу Калюли, а на заднем плане мелькал крысиный оскал Гитлера.

Я выключил телевизор и распахнул шторы: яркие лучи солнца ворвались в комнату, чуть не сбив меня с ног. Я снял очки – и мир стал еще ярче и краше.

«Надо жить», – подумал я. Взял с полки книгу Мураками и пошел в сквер.

Едва я пристроился на скамейке и раскрыл книгу, как откуда-то сверху спустился знакомый паук. В прошлый раз я не убил его, и сейчас не стал убивать, хотя и понял, что означает его появление. «Судьбу изменить невозможно, но можно предотвратить отрицательные последствия ее неожиданных поворотов, – сказал я сам себе. – Вот сейчас я вернусь и найду письмо, и что бы там ни было написано, я восприму это как должное и с позитивом».

 

Вернувшись, я нашел дома записку:

– Я ухожу, – писала моя девочка. – Люби меня всегда!

Шел сороковой день после смерти бабушки.

Я обещал любить ее всегда.

 

________________________

[1] Харуки Мураками (род. 12 января 1949 г.) – популярный современный японский писатель и переводчик. Удивил меня тем, что написал увлекательную книгу, где нарушил все законы литературного жанра.

[2] Генри Чарльз Буковски (1920–1994) – американский поэт, романист, один из самых знаменитых алкоголиков Америки. Меня как жаргонолога забавляют переводы его книг на русский язык.

[3] Первая книга Харуки Мураками, первая часть так называемой «Трилогии Крысы».

[4] Мой любимый цвет – оранжевый. А кто-нибудь знает, чем он отличается от рыжего? Многие видят лишь их грамматические различия – стилистические и в сочетаемостные характеристики. На мой взгляд, чисто ассоциативно, в оранжевом цвете больше желтого, а в рыжем – красного. В любом случае оба оттенка символизируют жизнь и солнечную энергию и совсем не связаны со смертью.

[5] По народным приметам, появление паука – к письму.

[6] По этой книге в 1969 г. в Таллине был снят первый советский вестерн режиссера Григория Кроманова «Последняя реликвия», в котором снимались Ролан Быков, Александр Голобородько, Эльза Радзиня, Ингрид Андринь, Эве Киви и другие замечательные актеры.

[7] Известная солдатская поговорка. Полагаю, многие помнят, что Гитлер – единственный известный носитель звания ефрейтор. А может, я ошибаюсь?

[8] Как известно, Гитлер был еще и художником. Или думал, что был.

[9] В фильме 1957 г. «Высота» есть замечательная фраза Николая Рыбникова – Пасечника: «Настроение бодрое. Идем ко дну».

[10] A Hard Day’s Night, или Вечер трудного дня, как обычно переводят название фильма с участием «Битлз».

[11] Известный «эликсир здоровья», который готовили монахи ордена картезианцев во французском монастыре Шартрез. В состав ликера входил специально завозимый из Магриба иссоп. Современный картезианский шартрез имеет несколько разновидностей.

[12] Ромашка – очень нежный полевой цветок, символ любви. Помните, как на ней гадают? Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет. Только вот не надо обрывать лепестки ромашкам. Им от этого больно.

[13] Всякий, кто хоть раз побывал на Карловом мосту, знает, что если прикоснуться рукой к статуе Святого Яна Непомуцкого и загадать желание, то оно обязательно сбудется.

[14] См. сноску 6.

[15] Штирлиц – главный герой телесериала Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» (1973). Помнится, как голос за кадром Ефима Копеляна разъяснял: «Он спал глубоко и спокойно. Но ровно через двадцать минут он проснется. Это тоже одна из привычек, выработанная годами».

[16] Цитата из знаменитой речи Н. С. Хрущева на сессии Генеральной Ассамблеи ООН 12 октября 1960 г.

17] Калюля собирается в Кению. Для справки: отец Барака Обамы по происхождению кениец.

[18] Здесь и далее – цитаты из фильма «Последняя реликвия».

 

Издано под псевдонимом Вагант Св отдельной книжкой в 2009 году, опубликовано в сокращении (без аськи) в журнале «Крещатик» (2010. – № 3), в сокращении – в хрестоматии «Современная уфимская художественная проза (1992–2012)» (Уфа: Изд-во БГПУ, 2013), полностью в книге «Хорошие люди» (Уфа: Китап, 2014)

 

© Салават Вахитов, текст, 2009

© Книжный ларёк, публикация, 2016