Камиль Зиганшин. Русский башкир

 

РУССКИЙ БАШКИР

 

Есть личности, которые служат нам ориентиром в жизни, являясь примером нравственности и духовности. Глядя на таких людей, подтягиваешься, стремишься походить на них. Судьба подарила мне счастье дружить с тремя представителями этого, отмеченного Богом племени: многомудрым Мустаем Каримом, благородным аристократом духа Юрием Андриановым и романтиком-правдолюбом лучезарным Александром Филипповым. При всём внешнем различии этих поэтов, представляющих, кстати, три разных поколения, они удивительно схожи: и талантом Всевышний не обидел, и жили по совести.

Народные поэты Башкортостана Александр Филиппов и Мустай Карим

 

Увы, все они уже покинули земную юдоль, отправившись в «дальние странствия вне времени». Когда меня настигла весть о смерти последнего из них – Александра Павловича Филиппова, которого многие любовно величали Палычем, сердце на какое-то время онемело от боли. Мир покачнулся, опустел… Погас последний костёр, щедро согревавший меня своим теплом и освещавший тернистые тропы жизни.

Равиль Бикбаев, Юрий Андрианов и Александр Филиппов

 

Стремясь вырваться из оков навалившегося одиночества, я отправлялся бродить по закоулкам памяти, чтобы хоть в мыслях оживить его светлый образ. Но чем дольше бродил, тем яснее сознавал, что Александр Павлович уходит всё дальше и дальше...

Увы! Теперь никогда не услышишь в телефоне: «Здравствуй! Это дядя Саша, который Филиппов!» Не зайдёшь запросто в его кабинет, не обнимешь, не посмотришь сквозь клубы сигаретного дыма в его светящиеся то обезоруживающей улыбкой, то болью сопереживания глаза. Не услышишь его дельных советов, не посмеёшься с ним над очередной удачной шуткой.

К сожалению, при жизни мы часто не осознаём в полной мере масштаб подобных личностей, и сейчас, спустя год со дня смерти Александра Павловича, мне хочется поделиться мыслями о человеке, вся жизнь и книги которого помогали создавать в стране плодородный слой, на котором произрастают побеги добра и человечности…

Жил поэт, как говорят про таких, «с открытым забралом». Но при всей ранимости и эмоциональности натуры, Филиппов обладал способностью даже в конфликтной ситуации оставаться ровным, спокойным (и мне зачастую советовал: «На грубое слово не сердись, на сладкое не поддавайся»). Он всегда смотрел из-под кустистых бровей прямо, глазами не бегал и при этом как будто вглядывался в собеседника. Говорил глуховатым, то и дело разрываемым легкой хрипотцой голосом веско, размеренно, подбирая по писательской привычке наиболее точное слово.

Добросердечный и открытый, Палыч располагал к себе людей с первого взгляда. Там, где он появлялся, пространство сразу наполнялось светом и теплом его души. Обаяние и авторитет поэта были столь велики и неотразимы, что ему удавалось, не поступаясь достоинством и принципами, иметь хорошие отношения со всеми ветвями власти. Бывало, человек пообщается с ним всего ничего, а встреча оставит след в душе на всю жизнь.

Ещё его отличала совестливость, верность, искренность и чистосердечность в отношениях с друзьями. Яркий, приветливый, компанейский, дядя Саша всегда радовался встрече с нами. Никогда не позволял ни себе, ни нам унывать. Улыбался широко, от души. Слушая его рассказы о шалостях и приключениях лихой юности, я порой жалел, что не был рядом с ним и его сверстниками в те годы, – до того они были увлекательны и романтичны.

Александр Павлович был не только прекрасным рассказчиком, но и сам умел с неподдельной заинтересованностью слушать собеседника (редкий и бесценный дар!). И люди тянулись к нему. При этом он зачастую эмоционально комментировал то, что ему не нравилось либо изумляло. Это придавало общению искренний, доверительный характер.

Стержнем его души была бесконечная любовь к родной земле и жителям села Юмагузино:

 

…Сколько троп позади, сколько весей,

Но осталось в душе у меня:

Юмагузино – звонкая песня,

Юмагузино – гордость моя!

 

И любил он их не декларативной любовью, а деятельной: значительная часть его творческого наследия посвящена воспеванию именно родного края.

Филиппова никто не может упрекнуть в оголтелом национализме, безудержно размахивающем патриотическим флагом. Он был интернационалистом и болел за судьбу башкир, пожалуй, больше, чем сами башкиры. Недаром про него Мустай Карим написал: «Александр Филиппов более башкир, чем его башкирские собратья». И это не удивительно: поэт рос и формировался в двуязычной среде. С младенчества впитал мудрость и культуру, накопленные предыдущими поколениями русских и башкир.

 

…Между нами не было разброда,

Хоть бывало жили не в раю.

Продолжают два больших народа

Вместе родословную свою.

 

Дружба, равноправие людей были ядром его мировоззрения. Межнациональное согласие он считал основой для процветания нашей республики и страны в целом.

Александр Павлович являл собой пример редкостного жизнелюбия. Даже будучи тяжело больным, он и мысли не допускал, что болезнь может его одолеть: до последних дней строил планы и работал над пятым томом собрания сочинений. А когда речь заходила о творчестве, молодел, в его глазах загорался огонёк вдохновения.

Несмотря на то, что Филиппов ещё с юности был знаменитым и избалованным вниманием поэтом, слава не вскружила ему голову. На протяжении всей своей творческой жизни он стремился достичь новых высот в поэзии, считая своим человеческим долгом в полной мере реализовать данное ему дарование.

Он никогда не бравировал своей популярностью и не демонстрировал пренебрежительного отношения к менее признанным собратьям по перу. Напротив, старался поддержать каждого, в ком видел проблеск таланта. Особенно внимателен был к молодой литературной поросли. Радовался их удачам, как своим, подтверждая аксиому: чем больше талант, тем меньше высокомерия у его обладателя.

Именно Палыч первым поверил в меня и убедил главного редактора журнала «Уральский следопыт» Станислава Мешавкина опубликовать в 1988 году повесть «Щедрый Буге» тиражом в 480 тысяч экземпляров, дав тем самым путёвку в большую литературу (если бы не эта публикация, я бы наверняка забросил попытки писать).

Цельность натуры и обострённое чувство справедливости определяли гражданскую позицию поэта. Он не поворачивался, как услужливый флюгер, по ветру экономических преобразований, навязанных народу сладкоречивыми реформаторами. Не менял на каждом шагу своих взглядов и воспринимал инициированный частью партийной «элиты», жаждавшей обогащения, распад Советского Союза и крах общественного строя как личную трагедию. Соглашаясь с тем, что преобразования в стране назрели, он полагал, что надо было не ликвидировать СССР с чудовищными последствиями для народа и экономики, а встать на путь эволюции, как Китай или Вьетнам. В этом случае нашей стране, благодаря более высокому стартовому потенциалу, были бы гарантированы грандиозные достижения.

Александр Павлович считал, что капитализм в том виде, какой мы имеем, аморален и не сулит стране при всей неприхотливости и терпеливости россиян ничего хорошего.

Не умея молчать, он в последние двадцать лет мужественно отстаивал свои гражданские идеалы не только обличительными стихами, но и темпераментными публицистическими статьями, проявив себя ярким, пламенным трибуном.

Его возмущало, что в сознание общества упорно вдалбливается мысль, будто советский период развития России – это только годы лишений и страданий. И в опровержение подобной точки зрения приводил признание диссидента Александра Зиновьева, высланного из Союза за резкую критику властей, о том, что уровень жизни в СССР в семидесятые годы являлся наивысшим за всю тысячелетнюю историю России.

Своими стихами Филиппов ставил заслон настойчивым попыткам опорочить очевидные достижения Советского Союза:

 

Непотребно и слева и справа

Слышу ложь политических шлюх.

От могущественной Державы

Только перья и только пух.

 

Не поддался Александр Павлович и на словоблудие «демократов», хотя, будучи сыном «врага народа» мог бы и примкнуть к ним. Но нет! Он личные обиды считал мелкими на фоне общенародной судьбы:

 

Перед памятью потерянных могил

Шепчу слова честнейшие на свете:

За прошлые ошибочные плети

Я Родину свою не разлюбил!..

 

Поэт был уверен, что коммунизм – идеал социального устройства общества, что людьми ничего более справедливого не изобретено. Но коммунизм на безбожии, считал он, – это роковая ошибка. Тем более что идеи христианства и коммунизма во многом совпадают. Опираясь на религиозные конфессии и духовенство, коммунистам было бы намного легче воспитать нового, более совершенного человека.

Александр Павлович не сомневался, что рано или поздно обновлённая коммунистическая идея будет востребована.

 

…Чтоб за нами на камнях сумели

Голубые цветы прорасти,

Мы подняться должны и до цели

Так ли, этак ли, но доползти!..

 

Время рассудит, прав он или заблуждался.

Особенно его коробило восхваление «успехов» современного режима, при котором безответственность и коррупция достигла запредельного уровня. А вместо реальной государственной работы идёт в основном имитация бурной деятельности: модернизация, реформа милиции и т. п. При этом бандиты и воры в законе, раскручиваемые федеральными СМИ, стали почти национальными героями.

В результате информационной вакханалии понятия добра и зла поменялись местами: обман чуть ли не в добродетель возведён, а честь и достоинство преданы забвению. Поэт страдал от того, что общество поразила самая страшная болезнь из всех возможных: бездуховность, забвение основополагающего качества человека – совести.

А. П. Филиппов полагал, что без этической, нравственной основы немыслима ни нормальная экономика, ни хозяйственное процветание. Что власть, не осознающая этого, обречена. В последние годы эти тревожные нотки всё чаще звучали в его стихах. Он считал, что грядущее не сулит нам мира и покоя:

 

…Ходят тучи, в гаснущей лазури,

Места для себя не находя.

Назревает над Отчизной буря,

А народу надо бы – дождя.

 

ТВОРЧЕСТВО

 

Известно, ключ к пониманию творчества любого поэта надо искать на его малой родине. Многогранное и многослойное наследие Александра Филиппова окрашено вдохновенным, животворным светом, зажжённым на берегах красавицы Агидели в селе Юмагузино.

С юношеской влюблённостью воспевая в стихах отеческий край, нравственную чистоту людей труда и расширяя с годами свой поэтический мир до размеров планеты, Александр Филиппов занял достойное место в культурной энциклопедии Башкортостана.

Стихи его разнообразны. Они откровенны, широки по охвату, каждое создаёт определённое настроение. В них и боль, и радость, и понимание сложности мира, и стремление сделать его добрее. Сквозь хрустальную чистоту поэтической речи проступает тонкая, чувствительная душа поэта, грань за гранью открывается красота башкирской земли.

Думаю, что написанные им книги ещё долго будут волновать и восхищать людей. К ним будут обращаться за советом, как к близкому человеку.

 

В тяжёлый час, – как крылья, плечи друга…

И я, припомнив истину одну,

На них надёжно обопрусь, коль туго,

Иль сам кому-то руку протяну.

 

Своими исповедальными, полными философской глубины и афористичности стихами он пробуждает в человеке качества, таящиеся в глубине души, но заглушённые вечной погоней за успехом и материальным достатком, истощающем как людей, так и ресурсы планеты.

Александр Павлович как никто радел за чистоту и музыку русского языка:

 

Я душою острей год от года

Чую истины той естество:

Если нет языка у народа,

То и Родины нет у него.

 

Иностранные новомодные слова коробили его слух, унижали достоинство. Однажды, редактируя текст, он не сдержался и воскликнул:

– Что ещё за «консенсус»?! Есть всем понятное и красивое слово «согласие»!

Манера письма поэта проста и внятна. Но эта простота – результат огромной работы над выразительностью слова.

 

…Я стопу бумажную

Опять перевожу,

Правлю строчку каждую,

За ритмикой слежу.

 

Свежие и прозрачные, как березовый сок, строки проникают в самые сокровенные уголки любой души, благодаря правдивости и искренности его взгляда на, казалось бы, самые повседневные вещи.

 

…У дороги вяз ветвистый

На ветру качается.

Песней звонкой голосистой

В грудь весна вливается.

 

Или:

 

Как хорошо молчание послушать

И просидеть до самого утра…

…Не жаль мне, что мгновенны облака,

Что скоротечна жизнь и младость бренна,

Проносятся минуты и века…

Одно жалею,

Что любовь мгновенна…

 

Благодаря этому стихи Александра Павловича, особенно лирические, сразу ложатся на сердце и помогают осознать, что духовные радости глубже и благотворней для человека, чем погоня за материальным достатком.

 

…За плечами тысячи дорог,

Радостей, печалей и тревог,

За плечами пройденные дали…

Но опять я у себя в селе,

И мои потёртые сандалии

Прикоснулись снова к той земле,

На которой встал фундамент дома,

Где под низким потолком

Каждая царапинка знакома…

 

При этом ему удаётся избегать однобокости и упрощения: читаешь, и перед глазами рождается цельный образ. Метафоры его новы и лаконичны:

 

…По луговой траве подсохнувшей,

Слегка качаясь на ветру,

Несут затейливо подсолнухи

На каждой ножке по костру…

 

И восхищают неожиданностью сравнений:

 

…Седой рассвет, уже который век,

Перерезает волосы тумана

Серебряными ножницами рек…

 

Его стихи находят отклик в сердцах людей ещё и потому, что написаны языком доступным даже неискушённому в поэзии человеку: читаешь, и перед глазами встаёт цельный образ, точнее живописная картина, написанная не красками, а словами:

 

Ещё вчера жара калила,

И солнце жгучее пекло,

А нынче спелая калина

Стучится ветками в стекло.

 

Поэт умеет убедительно и ёмко говорить о глобальном:

 

…Мечеть и церковь в водной сфере

Слились, их облик неделим,

Как доказательство о вере:

Их много, а Господь един.

Наряду с богатым воображением и способностью проникать в глубины подсознания поэт обладал безошибочным чувством стиля, ритмическим разнообразием, подкрепленными богатым языковым ресурсом (Александр Павлович утверждал, что худым языком хорошую книгу не напишешь).

Филиппов как сам был честным и открытым, так и творчество его было честным и открытым. Он не писал о тех чувствах, которые не испытывал, не вкладывал в текст чужие мысли, не писал о том, чего не видел, не любил.

 

Буду я неправде чуждым,

Буду я к себе суров,

Чтоб печатались жемчужины

Только выверенных слов.

 

Его переполняла любовь к жизни во всех её проявлениях, но любовь к юмагузинской земле, где в добрососедстве жили бок о бок башкиры и русские, главенствовала.

 

…Вся до росинки, неизменно

Она войдёт в мои стихи.

Пишу и слышу запах сена

И шелест трепетной ольхи…

 

Или это:

 

…Ах, детства давняя пора!

Те дни бесследно миновали,

Когда у речки на привале

Нас донимала мошкара.

Когда на старом сеновале

Мы отдыхали до утра…

 

В не меньшей степени питал его творчество и не ослабевающий в течение всей жизни восторг перед красотой Женщины:

 

…Глаза лучатся и играют

Из-под загадочных ресниц.

Кого захочет, покарает,

Положит пред собою ниц…

 

Влюбчивый, щедрый и азартный, он порой… терял голову. Особенно в молодости, когда слыл неотразимым красавцем. Да и в зрелые годы мог взволновать слабый пол. Но эти увлечения несли зачастую терзание и даже раскаянье:

 

…Я шагал сквозь жару и морозы,

Всем казалось, что мало страдал,

Нет, то дождь укрывал мои слёзы,

Ветер родины их осушал.

…Шёл я шумно стезею земною,

Не боясь ни жары и ни стуж.

О, как много осталось за мною

Не умышленно раненных душ…

…День прошёл, и ночь прошла немая.

Стонет ветер, душу бередя.

Век прошёл… А твоего письма я

Так и не дождался от тебя.

 

Я уже отмечал, что Александр Филиппов многое в сегодняшней жизни не принимал и открыто говорил об этом в своих острых статьях и стихах. Но в них нет безысходности, он всегда давал веру в перемены к лучшему, побуждал к деятельному созиданию.

 

…Народ, воскресни, посмотри на дедов,

На прадедов, не сломленных в бою,

Ковавших для наследников победу,

Ты вспомни биографию свою!

 

Во время выступлений перед читателями Филиппов не прибегал к эффектной жестикуляции, не сотрясал воздух громовой декламацией. Говорил в спокойной манере, как бы подчеркивая: «Мы с вами одной крови!» Тем не менее, его стихи, что называется, брали за душу.

В творческом багаже поэта, кроме почти трёх десятков книг, есть и несколько томов переводов башкирских авторов на русский язык. Среди них не только стихи, но и объёмные романы лучших прозаиков Башкирии.

Как известно, художественный перевод – дело чрезвычайно тонкое, трудное и не всем подвластное. Филиппова-переводчика отличало умение бережно, не повредив национальных корней, пересаживать произведения башкирских поэтов и писателей на плодородную ниву русского языка, сохраняя художественную индивидуальность автора. Не удивительно, что многие башкирские литераторы мечтали, чтобы их переводил именно Александр Павлович.

 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР

Редакция "Истоков" (2007)

 

На первой странице еженедельной газеты «Истоки», рождённой стараниями Александра Филиппова в вздыбившем страну 1991 году, написано: «Сейте разумное, доброе, вечное!» Сотрудники газеты под его руководством все двадцать лет достойно справлялись с этой благородной, гуманистической миссией. И не удивительно: каков поп, таков и приход!

Благодаря честности и принципиальности главного редактора, вокруг еженедельника объединился деятельный круг ярких, талантливых, неравнодушных к судьбе Отечества авторов. С годами и в самой редакции выкристаллизовалась команда профессионалов и единомышленников: Александр Кондратьев, Владимир Денисов, Денис Лапицкий, Эдуард Байков, Алексей Симонов, Анатолий Чудинов. Среди них Александр Павлович особенно ценил и готовил себе на смену талантливого Дениса Лапицкого. В своей работе редакция исходила из интересов читателей и опиралась на общечеловеческие ценности, классические традиции российской литературы.

Материалы, публиковавшиеся в «Истоках», отличались содержательностью, достоверностью, глубиной, смелостью, остротой и патриотической направленностью. Тут можно прочитать статьи на любой вкус и для самого широкого круга читателей: о науке, культуре, краеведении, политике. Большое место отводилось поэзии и малой прозе. Не было, к радости читателей, только рекламы.

Камиль Зиганшин с "Истоками" (оз. Титикака, Боливия)

 

Еженедельник никогда не вставал на путь привлечения читателей и поднятия тиража за счёт публикации дешёвых сенсаций, сплетен, чернухи. Благодаря этому газета быстро обрела аудиторию и стала одним из авторитетнейших изданий в Башкирии. Но не в характере Александра Филиппова было почивать на лаврах: он оставался предельно требовательным и строгим к себе:

 

…Пью сквозную синеву

Мну зелёную траву.

А не слишком ли беспечно,

Не легко ли я живу.

 

Не поддавался он и натиску либералов, которые потихоньку прибрали почти всё медийное и литературное пространство России и пытаются за счёт наглого искажения истории, демонстрации мордобоя, разврата, погрузить народ в клоаку безверия, безнравственности, пробудить самое низменное в человеке.

 

…Опять посулы и пустое слово,

Всё вверх ногами, всё наоборот,

И бедствует, и мыкается снова

Достойный славы трудовой народ.

 

Александр Павлович полагал, что современные СМИ, трубя в новостях только о плохом, покрывают сердца бронёй равнодушия. Люди постепенно теряют чувствительность к боли, способность сопереживать, черствеют. В подтверждение этой мысли он приводил изречение Конфуция: «Хватит клясть тьму – лучше зажгите свечку». Давая примеры порядочности, милосердия, сострадания, его газета этим и занималась. Публикации такого рода крайне важны: они выполняют роль нравственных ориентиров.

«Истоки» никак не отнесёшь к изданиям одного дня. Каждый новый номер будет интересно читать и через месяц, и через год, потому что еженедельник объективно информирует нас о самых значимых современных и исторических событиях, о жизни народов, населяющих Башкирию, героях нашего времени, не боясь предоставлять авторам возможность полемизировать по самым острым вопросам.

В газете всегда было место как для маститых, так и молодых литераторов. Александр Павлович помог опериться и встать на «крыло» многим одарённым авторам. Делал он это ненавязчиво, по-отечески и по большей части не нравоучениями, а личным примером.

Именно в «Истоках» впервые появились и раскрылись такие достойные, теперь широко известные, в значительной степени определяющие лицо современной литературы республики писатели и поэты, как Юрий Горюхин, Светлана Чураева, Игорь Фролов, Салават Вахитов, Эдуард Байков, Всеволод Глуховцев, Александр Леонидов.

До работы главным редактором газеты А. Филиппов много лет возглавлял небольшую и в его бытность очень дружную секцию русскоязычных писателей Башкортостана (сейчас она называется «Объединение русских писателей Союза писателей РБ»). В ней молодёжь, в их числе и я, набиралась опыта, училась у маститых, признанных корифеев: Рима Ахмедова, Роберта Паля, Леонида Лушникова, Юрия Андрианова, Газима Шафикова, Николая Грахова, Григория Кацерика.

Русская секция СП РБ (слева направо: сидят - Геннадий Баннов, Леонид Лушников, Александр Филиппов, Газим Шафиков, Георгий Кацерик; стоят - Сергей Янаки, Николай Грахов, Владимир Денисов, Игорь Фролов, Юрий Горюхин, Леонид Соколов)

 

Регулярные заседания секции той поры проходили в жарких спорах, острой полемике, но при разборе «творений» молодых всегда царила отеческая, доброжелательная атмосфера. Замечания Александра Павловича отличались точностью, доходчивостью. Особенно мне врезалось в память высказанное им определение сути творческого процесса:

«Творчество – это работа и ещё раз работа! Только если постоянно будешь раскладывать дрова, молния рано или поздно ударит и зажжёт твой костёр».

Ни прибавить, ни убавить!

И идея учреждения литературной премии имени Степана Злобина, автора романа «Салават Юлаев», с которого собственно и началось признание национального героя башкир на необъятных пределах нашей страны, принадлежит Александру Павловичу. Он и претворил её в жизнь.

Коварная болезнь, атаковавшая поэта в последние годы, сильно беспокоила его. В одном из стихотворений того периода он с тревогой вопрошает:

 

...О, неужели встану я на якорь,

Осёдлость ненавидевший всегда?!

 

И тут же, как бы возражает:

 

…Всё, что было, подытожилось,

Но ещё не всё сбылось.

 

Когда я в последний раз зашёл к нему в большой, светлый, только что отстроенный загородный дом, Александр Павлович уже с трудом вставал, но, тем не менее, в разговоре не промелькнуло ни тени сомнения в том, что он одолеет болезнь. Более того, поэт живо интересовался новостями, отчитал меня за то, что до сих пор не начал работу над книгой «От Аляски до Огненной Земли».

– Ты почаще заходи, – сказал он с лёгким упрёком на прощание. Помолчав, добавил:

– Так хочется жить!

При этом глаза его как всегда загорелись… А оставалось ему одна неделя…

Что интересно, 17 октября, под утро, в день его похорон мне снится, как будто я с какими-то ребятами сижу в комнате и разливаю по кружкам компот. В это время заходит Александр Павлович, почему-то коротко стриженный, в сером пальто и не такой худой, каким я видел его в последний раз.

Он сел рядом со мной на кровать. Достал кошелёк и вынул три бумажки: 500, 50 и 10 рублей. Положил их себе на колени и говорит: «Это тебе, Камиль». Выпил компот и, ни слова не говоря, вышел.

Я открыл окно и кричу: «Вы куда дядя Саша?»

– К женщине! – ответил он не оборачиваясь...

В стихотворении «Эверест» Александр Павлович написал:

 

…Не напрасно дни пролетели,

Высота моя так чиста:

Там встречаю я Прометея

И воочию вижу Христа.

 

7 ноября 2012 года Александру Павловичу исполнилось бы 80 лет! Но сколько ещё осталось недосказанного, недописанного! Тем не менее, и того, что сделано, довольно, для того чтобы его имя не накрыли волны небытия. Человек, написавший:

 

Рос народ мой,

Веря сердцем вечной силе…

Умещаются в России

Оба слога: Росс и Я,

 

как мне кажется, может рассчитывать на память потомков. Замечательно выразила это поэтесса Нина Турицына:

 

…Тополиных вьюг вновь придёт пора

Каждый новый год ещё много лет.

Смертен человек, что ушёл вчера.

Не узнает смерть тот,

Кто был Поэт.

Дорогой Александр Павлович, спасибо Вам за всё! Каждому Вы оставили частичку своей щедрой души. Я помню оказанное Вами доверие и буду стремиться писать так, чтобы Вам не было стыдно за вашего крестника на литературном поприще.

Время летит как быстрая птица: пошёл второй год со дня смерти Александра Филиппова, но давайте будем говорить и вспоминать о нём, как о живом. Ведь человек жив, пока о нём помнят!

 

© Камиль Зиганшин, текст, 2012

© Книжный ларёк, публикация, 2015