Георгий Кацерик. Дочь Солнца

ДОЧЬ СОЛНЦА

По мотивам сказания «Урал Батыр»

 

За горами, за лесами, в диких безлюдных местах – там, где еще не ступала нога человека, где никто никогда не поселялся, жили-были Старик со Старухой. И было у них два сына: старший был Шульген, младший был Урал… Горной пещерой было их первозданное жилище. Не вели они хозяйства, не месили теста, не вешали над огнем котла, пробавляясь одной лишь охотой да рыбной ловлей.

Верхом на свирепых львах выезжали они на охоту. Тяжелый сукмар – охотничья дубина, да лук со стрелами были их охотничьим оружием. С медведем и волком охотились они на равных. Выпускали на лесную дичь быстрых ловчих птиц, а на рыб – хватких зубастых щук. Не знали они ни болезней, ни недугов, ни самой Смерти! «Всему живому – смерть мы сами!» – так заявляли они, говорят.

А еще были у них черные речные пиявки, которых выпускали на угодивших в западню зверей – сосать звериную кровь! Из высосанной крови Старик со Старухой готовили себе запретное питье, под страхом смерти запрещая пить его детям. «Не смейте пить! – говорили они им строго. – Запрещается!»

Однажды, когда Старик со Старухой уехали на охоту, Шульген стал подбивать Урала попробовать запретного питья:

– Если бы было не приятно убивать зверей, а утолять жажду звериной кровью не было бы так сладко, тогда бы отец с матерью, позабыв о сне и покое, не щадя своих сил, бросая нас здесь одних, день за днем, ночь за ночью, не стали бы пропадать на охоте, – так подбивал Шульген Урала, говорят. Но Урал с ним не согласился.

– Оказывается, ты еще слишком мал – пить звериную кровь. Оказывается, материнское молоко еще не обсохло на твоих губах, – увещевал старший брат младшего, стараясь уязвить его самолюбие. Но Урал не поддался и на это, отказавшись даже пробовать звериную кровь.

 

Тогда Шульген, сам один, отпил понемногу звериной крови из каждой ракушки, где она хранилась…

 

Когда Старик со Старухой возвратились с охоты, Старик сразу же заметил, что крови в ракушках заметно поубавилось и, рассвирепев, стал бить сыновней, требуя от них признания в нарушении своего запрета. Урал молчал. Шульген же, не выдержав побоев, во всем признался. Тогда, в ярости взмахнув сукмаром, Старик хотел размозжить ему голову! Но Урал перехватил занесенную над головой брата дубину и так сказал отцу, говорят:

– Одумайся, отец! Посмотри на свою старую охотничью дубину. Ведь когда-то она была живой, цветущей, колыхающейся на легком ветерке ветвью, в густой листве которой гнездились певчие птицы, жужжали толпы медоносных пчел. Но ты свалил дерево, обрубив его корни, отломил от ствола ветвь, содрал с нее живую зеленую кору и превратил в мертвую и сухую, побитую на концах дубину. И вот теперь, размахивая ею, не хочешь ли ты показать на собственном сыне, как к людям приходит невидимая злодейка Смерть?..

Выслушав Урала, Старик немного поостыл. Отшвырнул в сторону сукмар. Потом подумал: «Смерть действительно может явиться незримо. А может быть уже явилась! Пришла и искушает меня, злодейка… Надо бы собрать и порасспросить всех лесных птиц и зверей – не заметили ли они чего подозрительного за время нашего со Старухой отсутствия».

 

Когда собрались лесные звери, слетелись птицы, когда Старик со Старухой стали их не спеша, обо всем по порядку расспрашивать, то мнения многих из них сошлись: «Все те, кто не боится невидимой злодейки Смерти – смерть всем остальным. А человек – смерть всем нам вместе взятым», – так решили они, говорят.

Только старый одинокий Ворон не согласился со всеми: «Тот, кто боится Смерти, будет, во что бы то ни стало, стремиться к продлению своего рода. Будет скитаться и рыскать по свету в поисках места, где он смог бы вывести и вскормить свое потомство… Только вода Живого Родника может устоять против невидимой злодейки Смерти», – так молвил, говорят, старый одинокий Ворон.

 

Когда Шульген с Уралом подросли и возмужали, то стали сами одни, без родителей, выходить на охоту. И однажды, на диком лесном озере, среди черноголовых камышей, выследили и подбили белую Лебедь. Шульген первым набросил на нее волосяную петлю, и уже хотел вонзить ей в горло нож, как Лебедь заговорила – не то от страха-ужаса обрела она вдруг дар человеческой речи:

– Отпустите меня, егеты! Все равно не стану вам куском мяса! Не простая, не земная я – Солнцем рожденная птица! Имя мое Хумай! Мать моя, еще при моем рождении омыла меня в водах Живого Родника! Если отпустите, знайте – за добро отплачу добром! Так и быть, укажу дорогу к Живому Роднику!..

Заспорили братья. Шульген был за то, чтобы зарезать птицу и съесть. Урал – чтобы отпустить. Пока спорили, из подбитого крыла Лебеди выпало два окровавленных пера. Перья ударились о землю, обернулись двумя красными лебедями и, подхватив Хумай на свои красные крылья, унесли ее в далекое небо. К Солнцу!..

Узнав о случившемся, Старик со Старухой не на шутку встревожились – пожалели, что не удалось им расспросить Лебедь про дорогу к Живому Роднику…

Тогда Старик, недолго думая, посадил сыновей на львов и приказал им следовать за улетевшими птицами – не теряя их из вида, не спуская с них глаз, не отставая от них ни на шаг!

– Если не отстанете от птиц, если догоните их, ели расспросите белую Лебедь про дорогу к Живому Роднику, если отыщите Родник, если почерпнете из него Живой воды, привезите немного домой, на Родину, – так сказал он им, говорят, на прощание и, напутствовав, проводил в путь.

 

Долго ехали на своих львах Шульген и Урал, много перевалили они гор, переехали вод. И однажды, на берегу широкой реки, под раскидистым деревом, повстречали белобородого Старика с длинной подорожной палкой в руке. Поздоровались. Старик с улыбкой ответил на приветствие братьев. Не спеша, обо всем по порядку расспросил их: кто такие, что задумали, куда путь держат… Потом, окинув братьев пристальным взглядом, погладил свою белую бороду и так им сказал, говорят:

– Две дороги перед вами, егеты, – одна левая, другая правая. Если налево поедете – смех и радость, веселье и праздник найдете. Если направо поедете – слезы и горе, боль и страдание узнаете… Но никто еще в жизни не одолел этих дорог до конца. Всем хочется знать – куда ехать, но каждый сам себе свою дорогу в жизни выбирает…

Выслушав Старика, задумались братья над тайнами двух дорог… Потом решили бросить жребий, – Шульгену выпало направо ехать, Уралу – налево. Но Шульген не согласился с этим:

– Я старший, – сказал он. – Я налево поеду.

И поехал налево…

Урал же поехал направо…

 

Вскоре, у подножья заросшей лесом горы решил Урал остановиться и передохнуть. Соскочил со своего льва и, отпустив его поохотиться, прилег на траву… Вдруг змеиное шипение послышалось ему. Урал тут же вскочил на ноги, оглянулся по сторонам и увидел, как огромный черный змей, разинув свою черную змеиную пасть, ухватил поперек хребта зазевавшегося лесного оленя! – рвет его, терзает, ударяет с размаха о землю, выламывает ему рога, хочет его проглотить, но не может. Ветвистые, в двенадцать отростков рога не проходят в его змеиную глотку…

Из сил выбился змей. Изнемог… И вот, заметив Урала, поднял он свою голову с глазами полными смертельной тоски, и так сказал ему, говорят:

– О, егет! Не дай мне умереть! Помоги выломать оленю рога! Не простой я змей. Имя мое Заркум! Я сын падишаха страны Змея. Помоги! Поможешь, все чего ни пожелаешь, сделаю для тебя. Захочешь, богатым сделаю. Золота-серебра, кораллов-жемчугов, сколько захочешь, дам. Захочешь, помощником в делах, спутником в дороге стану тебе. А захочешь, во дворце страны Змея гостем моим будешь…

Урал:

– Ничего мне не надо! Ни богатств, ни помощников в делах, ни спутников в дороге. Отвечай: за что никому не причинившего зла оленя хочешь проглотить? Говори: что задумал? Открой все свои тайны, ничего от меня не скрывая! Я жду.

Заркум:

– О, егет! Все тебе открою, ничего не скрою, не утаю… Неподалеку от этих мест есть страна Птиц. У падишаха страны Птиц есть солнцеликая красавица дочь на выданье. Сватался я – не отдал он мне ее. Просил своего отца: «Отец, жени меня на ней! Если не отдаст добром, пойдем на него войной, силой девушку заберем»…

Отец согласился: «На охоту, сказал, отправляйся. В свою змеиную шкуру облачись. Лесного оленя с рогами в двенадцать ветвей выследи, схвати и проглоти его! Если выследишь оленя, если схватишь его, если проглотишь, – самым красивым егетом сделаешься. Ни одна девушка тогда перед тобой в целом мире не устоит».

Отправился я на охоту, выследил и схватил лесного оленя, да сил не достало мне проглотить его – в глотке застряли рога…

О, егет! Помоги! Поможешь, пойдем к моему отцу. Богатств у него не проси. Золота-серебра не бери. Самой красивой девушкой не прельстись. Проси, чтобы высунул он свой раздвоенный змеиный язык! Если высунет, если поцелуешь его в язык – сердцем отойдет, смягчится он. Спросит: «Чего в награду возьмешь?» Если отдаст свой коралловый с золотым набалдашником посох – его и возьми!..

Секрет посоха вот в чем: ударишь посохом о землю – водой разольется посох! Всю землю, от края до края зальет! До самого горизонта темным, холодным, бурлящим потоком затопит!..

Выслушав Заркума, Урал призадумался… Потом решительно, одним ударом, обломал рога оленю. Заркум проглотил оленя и тотчас, сбросив с себя черную змеиную шкуру, превратился в красивого стройного егета… Как вдруг раздался резкий пронзительный свист! Заркум вздрогнул и побледнел, а Урал спросил, оглядываясь:

– Что это было?

– Это отец меня вызывает. Знак подает, – ответил Заркум, отводя глаза в сторону. А про себя подумал: «Отец узнал, что я открыл человеку тайну страны Змея. В ярость придет он! В бешенство! Всем сердцем вскипит! Прикажет меня схватить и повесить. За ребра! На железные крючья»… Но ничего не сказал Уралу. Задумал его обмануть. Заманить в страну Змея. Во дворец отца. Дворцовым змеям отдать на растерзание.

Урал же, решив довериться Заркуму, распрощался со своим львом и отпустил его домой. К Старику со Старухой. Потом подумал: «Побываю в стране Змея. Узнаю ее тайны. Если где бывает так, что на добро отвечают злом, испытаю и это». – Так подумал Урал, говорят, и отправился вслед за Заркумом…

 

Над пустынной, скалистой горой клубился черный ночной туман. Змеиный дворец, обнесенный высокой железной стеной, призрачно мерцал в его черных клубах… Два огромных змея, свернувшись клубками, спали у его железных ворот. Заркум, в гневе раздавая сонным стражам увесистые пинки, заставил их подняться и растворить ворота. А когда они вошли во двор, сказал Уралу, отводя глаза в сторону:

– Оставайся здесь, егет. Я же отправлюсь к отцу. Предупрежу его о нашем приходе, – так сказал Заркум Уралу, говорят, и отправился во дворец…

Не успел Урал оглядеться, как отовсюду, с угрожающим шипением, стали выползать к нему огромные черные змеи. Вдруг один из них, переливаясь из кольца в кольцо, подкатился к Уралу и, обернувшись девушкой, протянул к нему свои руки… Но Урал не растерялся – так сжал протянутые пальцы рук, что из-под их ногтей брызнула черная змеиная кровь!

Не выдержал змей такого неожиданного рукопожатия. Разинул свою черную змеиную пасть. Хотел было проглотить Урала!.. Тогда Урал в ярости так ударил его по голове кулаком, что голова раскололась надвое, и из нее со звоном выпал на камни двора тяжелый золотой ключ…

Дрогнула одетая в камень земля, покачнулся змеиный дворец, распахнулись его железные двери и отовсюду стали появляться люди: девушки с поблекшими лицами, исхудавшие, с глубоко запавшими глазами юноши, изможденные дети и старики, собираясь вокруг Урала, окружая его со всех сторон…

Один белобородый старик, заметив на земле золотой ключ, так сказал ему, говорят:

– Если поднимешь золотой ключ, если откроешь им золотую дверь, если войдешь в золотой зал – тайну страны Змея откроешь! Все, что тебе было обещано, без спроса-разрешения, сам – собственными руками возьмешь!..

Когда Урал открыл золотым ключом золотую дверь золотого зала, то увидел золотой трон, а рядом с троном коралловый с золотым набалдашником посох!.. Вдруг внезапный, все нарастающий гул прокатился по дрогнувшему дворцу, закачался дворец, расступилась одетая в камень земля, и из-под земли показался огромный белый рогатый змей:

– Кто посмел войти ко мне! Кто коснулся моего волшебного посоха! – злобно зашипел он. Но, увидев посох в руках Урала, тут же и поостыл, смирившись с потерей: – Раз уж я упустил посох из своих рук, раз уж он перешел в твои руки – к тебе перешла его волшебная сила! Так что, приказывай, егет, распоряжайся, – все теперь в твоих руках, в твоей власти.

Тогда Урал приказал открыть все двери, все темницы, все подземелья – всех выпустить на свободу! Всех людей! Весь народ освободить! Всю страну очистить от змеев-захватчиков!

Тотчас было выполнено его приказание. Люди стали толпами сходиться к освобожденному от змеев дворцу. С глазами, полными слез и радости, собираться вокруг Урала. Обступать его со всех сторон. Благодарить за освобождение. Превозносить и возвеличивать! Хотели тут же поставить его над собой. Но Урал не согласился:

– Не надо благодарить меня, превозносить и возвеличивать. И пусть станет над вами тот, кто всем сердцем предан своему народу! Соберите всех до одного. Чтобы никто не остался в стороне. Из всех – одного, самого достойного над собой поставьте, – так сказал им Урал, говорят.

Был среди них один белобородый старик, который много лет боролся со Змеем, – его и поставили. Вместе с Уралом, со всем народом изгнали они змеев из своей страны и устроили большой всенародный праздник в знак всеобщего освобождения! В честь Урала, провозгласив его батыром. Уралом-батыром назвав его, говорят…

 

Шульген же, что поехал налево, вскоре оказался среди светлых, залитых солнечным светом, лесов… В густой листве цветущих, благоухающих медом деревьев жужжали толпы медоносных пчел. Пестрые певчие птицы распевали свои звонкие песни. Над душистыми лесными цветами порхали легкокрылые бабочки. Среди высоких сочных трав расхаживали длинноносые луговые журавли и зобатые болотные цапли. На гладях лесных озер, сверкающих ослепительным серебром сквозь черноголовые камыши, цвели чистобелые кувшинки, плавали стаи красных уток, серых гусей, белых лебедей; плескалась, выпрыгивая из воды, рыба…

Шульген соскочил со своего льва, вырвал пучок волос из его гривы и сплел волосяную петлю, намереваясь поохотиться… За этим занятием и застал его сбежавший из змеиного дворца Заркум. Поздоровались…

Заркум стал расспрашивать Шульгена: кто такой, что задумал, куда путь держит?.. Шульген, не таясь, отвечал. Понял Заркум, что перед ним брат Урала. Но вида не показал. Обмануть его решил. И как бы невзначай, между прочим, так заговорил – об Урале речь повел, говорят:

– В одной, неподалеку от этих мест, стране, когда никто ничего не подозревал, никто ни о чем не беспокоился, вдруг, откуда не возьмись, появился неизвестный егет. Стал бузить. Мутить народ. Склонять его к бунту. Сверг падишаха страны. Завладел его волшебным посохом – не то украл, не то еще как взял-присвоил себе. Самым сильным прослыл, богатым сделался. Самой красивой девушкой завладел. В народе, среди людей, прославился, – Уралом-батыром, говорят, назвался…

Узнав, что Урал жив-здоров, обрадовался Шульген. Повеселел. Однако насторожился. Потом подумал, завидуя брату: «Урал надо мной верх взял! Старшим в делах оказался! Первым, как батыр, прославился! Разбогател. Самой красивой девушкой, волшебным посохом завладел, выскочка»…

Заметив, как помрачнело лицо Шульгена, понял Заркум, что яд его слов достиг желаемой цели. И стал его успокаивать:

– О, егет! Не печалься. Не все еще потеряно. Неподалеку от этих мест есть дворец падишаха страны Птиц. У падишаха страны есть солнцеликая красавица дочь на выданье. Есть у нее белый крылатый конь – тулпар! К седлу коня приторочен острый алмазный меч! Кто девушку сумеет приворожить, кто в жены ее возьмет, тому она своего тулпара с острым алмазным мечом в дар преподнесет! Кто сядет на этого коня, кто взмахнет этим мечом, против того никто в целом мире не устоит! Даже тот, кто волшебным посохом владеет…

О, егет! Не хочешь ли ты вместе со мной отправиться в страну Птиц и попытать свое счастье?..

Выслушав Заркума, Шульген решил отправиться с ним в страну Птиц. Потом подумал: «Если войду во дворец страны Птиц, если узнаю его тайны, если девушку сумею приворожить, если конем-тулпаром завладею, если алмазным мечом взмахну – верх возьму над Уралом. Вновь старшим стану. Навсегда рассчитаюсь с выскочкой»… Так прикидывал Шульген в уме, говорят, и, отпустив своего льва домой, к Старику со Старухой, отправился вслед за Заркумом.

И вот, думая каждый о своем, двинулись они в путь и оказались вскоре перед сверкающем на солнце белокаменным дворцом падишаха страны Птиц.

На зеленом лугу, среди цветущих тиковых деревьев и кустов роз, в ярких пестрых нарядах, распевая звонкие песни, танцевали веселые стройные девушки. Шульген с Заркумом залюбовались их совершенной красотой. Особенно одной из них: лицо ее сияло солнцем, волосы, ниспадая волнами по спине, заливали все вокруг ослепительным солнечным светом!.. «Наверно это и есть дочь падишаха страны Птиц», – подумали они, приближаясь к танцующим девушкам.

 

Хумай же сразу узнала обоих – и того охотника, что хотел перерезать ей горло, и змея-оборотня, что присылал к отцу сватов с угрозами, но виду не подала. Во дворец пригласила с улыбкой. Словно дорогих гостей усадила на почетные места. На мягкие дорогие ковры, уставленные всевозможными яствами…

Прошло немного времени, как белым туманом оделся дворец, и Шульген с Заркумом, повалившись на ковры, крепко заснули…

Вдруг внезапный, все нарастающий гул прокатился по дворцу, дрогнули его белокаменные стены, покачнулся дворец, разошлась одетая в камень земля, и не званные сонные гости полетели вниз. В темное подземелье, в глубокую яму свалились. Лишь на миг очнулся свалившийся в яму Шульген, услышав над собой давно забытый голос белой Лебеди:

– Когда ты в темную яму свалился – не дрогнуло ли твое черное жестокое сердце? Не испытал ли ты страха-ужаса, как я когда-то от приставленного к горлу ножа?..

Посиди теперь в яме. Пусть истомится твоя черная душа, пусть растает жир твоего черного жестокого сердца, пока человеком не станешь, способным добрую память оставить о себе в этом Мире, под этим Солнцем, на этой Земле. А пока здесь, вместе со своим спутником – змеем-оборотнем, оставайся…

 

В горькой тоске и печали, в глубокой задумчивости бродила Хумай по своему дворцу – по залитым солнечным светом дворцовым садам, где цвели и благоухали яркие цветы, порхали и пели пестрые птицы; по тенистым покоям и залам, среди медно-красных курильниц и беломраморных фонтанов… Как вдруг вбежали шумные девушки и сообщили ей, что на лугу перед дворцом остановился какой-то неизвестный, никому незнакомый егет.

С внезапным, охватившим Хумай волнением, с тайным предчувствием встречи с полюбившемся ей егетом, выбежала она из дворца и тут же узнала Урала! Но виду не подала. Звонким, как чистое серебро, голосом приветствовала она его. С дружеской улыбкой, с широким, приветливым жестом пригласила пройти во дворец.

Урал же, едва взглянув на девушку, словно онемел от изумления, и долго не мог произнести ни одного слова, пораженный ее ослепительной красотой: солнцем сияло ее лицо; волосы, ниспадая волнами по спине, заливали все вокруг ослепительным солнечным светом; сквозь длинные ресницы, из-под темных, вразлет, бровей в упор смотрели на него черные сверкающие глаза; сдержанно волновалась высокая, как у белой лебеди, грудь; тонкая, как у медоносной пчелы талия была перехвачена тугим узорчатым поясом…

Наконец, обретая дар утраченной было речи, Урал ответил на приветствие девушки, поблагодарил ее за приглашение и, проходя за ней во дворец, не спеша, обо всем по порядку, все ей рассказал о себе:

– Еще в детстве, охотясь на диком лесном озере, от одной угодившей мне в руки птицы узнал я, что есть в мире средство против невидимой злодейки Смерти. С тех пор задумал я его отыскать. Вместе с братом отправились мы в путь. Много перевалили гор, переехали вод. Узнали о тайне двух дорог. И каждый выбрал себе свою. Так разошлись, разъехались мы с братом… Но, помня о птице, не мог я проехать мимо ее Птичьей страны, не навестив ее, не поговорив с ней, не расспросив о дальнейшей дороге…

Выслушав Урала, лукаво улыбаясь, Хумай так ответила ему, говорят:

– Муж, одолевший немало дорог, совершивший не один подвиг, прошедший страну Змея, завладевший волшебным посохом, узнавший, где право, где лево, сам один сумеет отыскать Живой Родник. Но если будет в моих силах, помогу ему: захочет богатства – золота-серебра возьмет, захочет драгоценностей – кораллов-жемчугов дам…

 

Урал:

– Золото возить – нет у меня воза, украшения дарить – нет у меня любимой…

Хумай:

– А захочет, помощника дам! Верного друга! Неутомимого товарища! Спутника в дороге, сподвижника в делах, соратника в бою…

Урал:

– Чтобы против невидимой злодейки Смерти пойти, чтобы Живой Родник отыскать, Живой воды почерпнуть, нужен мне такой помощник! Что это за помощник? Открой мне его – я жду!..

Выслушав Урала, узнав его мысли, развеяв свои сомнения, Хумай не стала больше таиться, что она и есть та самая птица – белая Лебедь, и так ответила ему, говорят:

– От Солнца – моей матери, достался он мне, моему суженому жениху в дар предназначенный, – крылатый белый конь-тулпар. Отдам его тебе!.. Острый алмазный меч приторочен к его седлу. Кто сумеет коня обуздать, кто сядет на него верхом, кто алмазным мечом взмахнет, перед тем никто в целом мире не устоит!..

Поговорив с Уралом, дав ему обещание и проводив в дворцовые покои, отправилась Хумай к отцу. Ничего от отца не скрывая, не таясь, все рассказала ему, совета у него попросила. Отец так ответил ей, говорят:

– Если любишь его, если отдашь ему руку, если пойдешь за него, если тулпара в дар преподнесешь – в этом Мире, под этим Солнцем, на этой Земле, дитя мое, без нужды и забот, радостно и счастливо проживешь!

Ради Урала, в честь его приезда, брата его Шульгена прости. Из темницы освободи. Устрой всеобщий праздник. Собери большой майдан. Созови всех! Всех людей! Весь народ! Чтобы никто в стороне не остался…

 

Когда братья так неожиданно встретились – о своей радости от встречи с братом, о том, что повидал и пережил на своем пути, что испытал в дороге, ничего не упустив, не спеша, обо всем по порядку, рассказал Урал Шульгену…

Шульген слушал, не перебивая, думая про себя: «Если вновь прославится Урал, если и здесь, в стране Птиц, будет провозглашен батыром, если снова верх надо мной возьмет, никто тогда ни знать, ни слушать меня не захочет»… Так завидуя брату, прикидывал он в уме. И ни одной своей тайны не выдал. Затаился Шульген. Озлобился. Задумал он своего брата обмануть! Завладеть красавицей Хумай. Сесть верхом на крылатого коня. Вооружиться алмазным мечем. Славу батыра себе добыть.

Однажды, улучив подходящий момент, когда Урала не было во дворце, в дворцовые покои к Хумай явился Шульген. Положил на плечо ее руку и так ей сказал, говорят:

– Когда я тебя увидел, глаза мне остановила, сердце мое пленила ты. Подобной тебе солнцеликой красавицы в целом мире не найти! Отдашь ли мне свою руку? Пойдешь ли за меня? Захочешь, с тобой хоть где останусь. Захочешь, с собой хоть куда возьму. А нее захочешь, – знай, красавица: я от своего не отступлюсь. Все, что задумал, совершу, сделаю!..

– Егет, я выслушала тебя. Я дочь Солнца! Дочь падишаха страны Птиц! Вот мой ответ: я устрою всеобщий праздник. Соберу большой праздничный майдан. Наравне с другими батырами испытаю тебя…

Есть у меня белый крылатый конь-тулпар, моему суженному в дар предназначенный. Острый алмазный меч приторочен к его седлу. Если ты батыр – узнает он тебя. Если сумеешь коня обуздать, если сядешь на него верхом, если мечом взмахнешь!.. так и быть – отдам тебе свою руку. Попрошу отца свадьбу сыграть. Стану тебе возлюбленной женой, – так отвечала Хумай Шульгену.

Шульген задумался, но не стал возражать. Согласился с Хумай, говорят.

 

Настало время, и дочь Солнца, дочь падишаха страны Птиц, солнцеликая Хумай, как и обещала, устроила всеобщий праздник, созвала большой всенародный праздничный майдан.

Когда съехались люди, собрался народ, когда сошлись на майдан батыры, кликнула она своего тулпара. И в то же мгновение внезапный гром потряс ясный небосвод! Ослепительная молния прорезала ясное безоблачное небо! Поднялась страшная невиданная буря, пригибая к земле деревья, опрокидывая на землю людей! И вот, словно далекая падающая звезда, по потемневшему небу слетел на землю белый крылатый конь! Подскочил к своей солнцеликой хозяйке, склонил перед ней свою белогривую голову!..

 

Когда слетел с неба крылатый конь, весь майдан ахнул от изумления, пораженный его совершенной красотой: на спине седло, к луке седла приторочен сверкающий меч; уши, словно шило, навострил; грива – волосок к волоску; ноздри широко раздуваются; зубы, как дольки чеснока; грудь, словно у кречета; узок в боках; ноги тонкие, легкие; медью отливают, как у зайца, глаза; шея длинная, двойная макушка; челюсть узка; ход высокий; вскинута голова; гарцует он и храпит, по сторонам косит, сверкая влажными глазами; в ярости грызет железные удила; пена клоками падает с его мягких губ...

Хумай приветливо потрепала по холке склонившегося к ней тулпара, и так сказала ему, говорят:

– Посмотри, Ак-Буз… Люди собрались, народ сошелся, батыры на майдан съехались. Взгляни на них. Оцени каждого по достоинству. Выбери одного из всех. Спутником своим сделай. Он верным товарищем тебе станет. Мне же станет возлюбленным мужем…

Хумай сняла с тулпара тяжелую, окованную серебром, уздечку и положила ее на огромный, утонувший в земле, замшелый камень. Потом провозгласила:

– Кто уздечку с камня поднимет, кто сумеет коня обуздать, кто верхом на него сядет, кто алмазным мечом взмахнет – тот товарищем станет ему!.. Мне же – возлюбленным мужем, – так сказала она, говорят, и посмотрела на Шульгена.

Шульген подошел к камню, хотел было уздечку поднять, напрягся, натужился так, что жилы вздулись на его руках, и, как стоял, в землю ушел по самые колена, а уздечка и с места не сдвинулась. Устал Шульген. Изнемог. Не достало ему сил уздечку поднять, на голову коня набросить. Пристыженный, злой, не поднимая глаз, тяжело дыша, в сторону отошел он, за спины людей встал.

Тогда на Урала взглянула Хумай. Урал без промедления, решительно подошел к залежавшемуся камню, – и то, что сплоховал, опозорился брат, сильно рассердило его, – в ярости ударил он по камню ногою так, что камень подскочил вверх, и с грохотом покатился по земле. Одним движением руки подхватил Урал уздечку и смело направился к коню.

Конь даже не шелохнулся. Низко склонил перед батыром свою белогривую голову – дал себя обуздать. Вскочил Урал на коня, выхватил из ножен острый алмазный меч, взмахнул им над собой, словно молнией рассекая ясное безоблачное небо!..

Ахнув, весь майдан застыл от удивления. Словно лишившись языка, онемели удивленные люди. И тогда выступил вперед падишах страны Птиц. Руку протянул Уралу. За плечи обнял батыра. И так ему сказал, говорят:

– Будь первым батыром страны, Урал! Будь зятем моим, батыр!..

И созвав всех людей, собрав весь народ, большую всенародную свадьбу устроил. Славу Уралу-батыру и своей дочери, солнцеликой Хумай, воздавая…

Шульген же вынести такого позора не смог. Завидуя Уралу, в злобе и зависти, крадучись, прокрался он в его дворцовые покои, завладел его волшебным коралловым с золотым набалдашником посохом и в бешенстве, что было сил, со всего размаха ударил им о землю! – всю землю от края до края затопил. До самого горизонта залил темным, холодным, бурлящим потоком…

Всю свадьбу, всех людей, весь народ в смятение, в страх и ужас поверг взбешенный Шульген. Заркума из подземелья выпустил. Оборотня освободил. И тот, обернувшись огромным черным змеем, в общей неразберихе, растерянности и суматохе похитил Хумай, – проглотил ее и, нырнув в бурлящий поток, скрылся под его холодной темной водой…

Когда Заркум, обернувшись змеем, проглотил Хумай, Солнце померкло в ясных безоблачных небесах! Белый день обернулся темной ночью! Зловещая, красновато-багровая тьма опустилась на залитую водой землю…

Но не дрогнул, не растерялся Урал! Ни ночной тьмы, ни холодного темного бурлящего потока, ни змея-оборотня не испугался батыр! Вскочил он на своего могучего коня, взмахнул алмазным мечом, перегородил конем поток, отрезал змею путь к отступлению, и одним ударом меча отсек ему его черную, змеиную голову – освободил свою любимую жену.

 

Тем временем, всю страну, всю землю, от края до края, до самого горизонта залила темная холодная темная вода. Люди, бросая все, свой скот и скарб, оставляя свои жилища, в страхе и ужасе, спасаясь от невиданного наводнения, бежали высоко в горы…

Урал же, расправившись с Заркумом и освободив Хумай, яростно рассекая грудью своего коня бурлящий поток, разрубая алмазным мечом каменные преграды, встающие на его пути, устремился вслед за трусливо сбежавшим Шульгеном…

И там, где скакал его могучий конь, где сокрушал он алмазным мечом скалы и горы, стали образовываться глубокие борозды, появляться широкие прогалины, по которым вода стала постепенно стекать в реки, собираться в озера, уходить в моря и океаны… Под жаркими лучами вдруг проглянувшего Солнца стала осушаться и зеленеть земля. Люди бежавшие было в горы, стали приходить в себя, собираться вместе, спускаться вниз, заселять зеленеющие склоны гор, берега озер и долины рек…

 

Наконец, после долгой, беспощадной погони, у подножья покрытой дремучими непроходимыми лесами горы Масим, у мертвого, мерцающего безжизненной влагой, словно окаменевшая лошадиная глазница, озера, Урал настиг своего коварного, трусливо сбежавшего брата. Ударил мечом по его волшебному посоху, разрубив его на куски… А когда подоспели люди, собрался народ, когда все явились на берег мертвого озера, так сказал ему, говорят, перед всем народом:

– Со дня своего рождения, с самого детства, отличался ты коварством и трусостью. Не слушался отца с матерью. Без спроса, тайком от них, пил запретную звериную кровь! От добра отвернулся ты! Зло сделал своим конем! Материнское молоко превратилось в тебе в змеиный яд! Жиром заплыло твое черное жестокое сердце! В злобе и зависти почернела твоя душа!

Еще в самом детстве отец хотел размозжить тебе голову охотничьей дубиной!..

Знай же, не брат ты мне! Перед всем народом отрекаюсь от тебя! Не прощу, не пощажу тебя! Как трусливую тварь, как коварную змею, уничтожу! Тело твое изрублю на мелкие куски! Изотру в порошок! В толокно истолку его!..

Твою черную, трепещущую, как ночной мотылек душу превращу в черный, ночной туман!..

Побледнел, задрожал, испугался Шульген! От страха-ужаса побелели его змеиные глаза! Онемел, отнялся его раздвоенный язык! Понял трусливый оборотень: не простит его Урал. Не пощадит. Не нарушит своей страшной клятвы. Исполнит свою ужасную угрозу!…

Потом, обретая дар утраченной было речи, попросил Урала разрешить ему спуститься на берег озера, чтобы в последний раз напиться воды, лицо перед смертью умыть. Урал разрешил. Но как только спустились они на берег, Шульген бросился на землю, ударился о камни берега, обернулся черным змеем и, нырнув в озеро, исчез в его мертвых, холодных и темных водах…

В ярости устремился Урал к воде!

– Все это озеро выпью! До самой последней капли! Осушу до самого дна! До последнего донного камня! Навсегда избавлю страну, всех людей, весь народ от своего коварного, трусливого брата! – так воскликнул, говорят, Урал, и стал пить озерную воду.

Закипела, забурлила озерная вода! Заклокотало, вспенилось мертвое озеро. Чуя приближение скорой расплаты, неминуемой смерти, заметался Шульген по его каменистому дну, юля и изворачиваясь и, извернувшись, вместе с бурлящей водой, проскользнул Уралу в его горло! В тело Урала проник! В неистовой злобе, в бешенстве стал рвать его нутро! Раздирать ему сердце и печень…

Не выдержал Урал, изрыгнул из себя выпитую было воду, но поздно. Совершив свое злобное дело, вместе с водой выскользнул Шульген наружу. Ушел в озеро. Лег на его каменистое дно. Затаился, оборотень, затих. Урал же, истекая кровью, теряя последние силы, не смог продолжить борьбу – на землю упал, умирая…

Небо потемнело над горами. Солнце померкло в небесах. В глубокой печали собрались вкруг умирающего Урала люди – горько заплакали они… И тогда приподнялся Урал, собрав свои последние силы и, прощаясь со всеми, сказал им свое последнее прощальное слово:

– Еще в детстве, охотясь на диком лесном озере, от одной, угодившей мне в руки птицы, узнал я, что есть в мире средство от невидимой злодейки Смерти! С тех пор задумал я отыскать его. Но не для себя искал я спасения, а для всех людей. Для отца с матерью. Для всей страны! Для всего моего народа!

Знай те же, люди! Если не забудете своих первопредков – Старика со Старухой, если признаете себя детьми Солнца и Земли, если отыщите дорогу к Живому Роднику, если почерпнете из него Живой воды, если передадите ее своим детям – внукам и правнукам, – лучше нас тогда станут они! Бессмертье и Счастье обретут в этом Мире! Под этим Солнцем! На этой Земле!..

Так сказал, говорят, умирающий Урал людям, всему своему народу и, опустившись на землю, умер…

В великой скорби склонились они над ним… Как вдруг по темному небу промелькнула далекая падающая звезда. Это явилась солнцеликая, потемневшая от слез и горя Хумай, слетев с небесной высоты на своих белых лебединых крыльях…

В холодные, помертвевшие губы поцеловала она своего Урала, и так сказала ему, говорят:

– Ах, Урал, мой Урал, не застала я тебя в живых. Не услышала твоего последнего, прощального слова. Что делать мне теперь?.. Еще в юности, увидев тебя, сбросила я свой белый лебединый наряд, чтобы стать земной девушкой, чтобы соединиться с тобой земными, брачными узами…

Теперь снова надену его, скрою под птичьими перьями свою солнечную красоту, чтобы не привлекать к себе чужих завистливых взглядов. С тоскливым жалобным криком полечу за темные леса, за высокие горы. Навсегда скроюсь от людских взоров…

Похороню тебя на самой высокой горе, похожей на твоего свирепого охотничьего льва. На той горе, по которой пролегал твой последний земной путь. И пусть она станет твоей горой! И пусть возьмет тебя в свои каменные объятья! И пусть пребудет с тобой в этом Мире, под этим Солнцем, на этой Земле – вечно! – так сказала убитая горем Хумай, говорят, похоронила Урала и, обернувшись белой Лебедью, с последним, прощальным криком улетела в далекое небо. К Солнцу…

С тех давних, незапамятных времен, на горном башкирском Урале белых лебедей стали считать неприкасаемыми птицами, посвященными дочери Солнца – солнцеликой Хумай. Люди признали их своими, и решили между собой не охотиться на них. Не употреблять в пищу. Не есть их мяса.

А мертвое горное озеро, под горой Масим, куда ускользнул злой и коварный оборотень Шульген, стали называть его, проклятым в народе, именем. А горный хребет, по которому скакал на своем белогривом крылатом коне, размахивая своим острым алмазным мечом Урал-батыр, в недрах которого был погребен он своей женой – дочерью Солнца – солнцеликой Хумай, стали называть – Урал-тау! – горой Урала-батыра.

 

От автора

 

Вот вам два брата. Из народного башкирского сказания. Из вполне благополучной семьи охотников-звероловов… Один из которых, по мере сказания, становится для своего народа воплощением добра и света, а другой – исчадием зла и тьмы. Братоубийцей, предателем, оборотнем… И все потому, что еще в детстве ослушался отца с матерью. Нарушил родительский запрет – не пить запретного питья, приготовленного из звериной крови.

Соблюдение всевозможных табу и запретов было всегда актуальным для всех времен и народов мира. Тем более на потребление опьяняющих, одурманивающих напитков. Наркотических зелий. Наркотиков. С которых, как известно, и начинаются, зачастую, все человеческие трагедии и несчастья. Недуги, болезни, смерти. И это как нельзя лучше понимали старые башкиры – авторы народного башкирского сказания об Урале-батыре и его солнцеликой жене – дочери Солнца – Хумай.

 

© Георгий Кацерик, текст, 2002

© Книжный ларёк, публикация, 2015