Александр Леонидов. Сумерки дня (16+)

 

СУМЕРКИ ДНЯ

 

ПРОЛОГ

 

Терраса загородного дома парила на мощных опорах высоко над обрывом – и потому издалека в кленовых лесах и ольховом криволесье, полном коварных бочагов с гнилыми водами «складок местности», было видно мерцание жаровни, тешившей пылкими углями страсть Левона Стрекозина к кулинарии. Дом прилепился к крутому откосу меловых предгорий, был открыт всем вихрям. Но далёк от грешной земли, как и его гости, «небожители» высших сфер.

Сквозь круглые отверстия, напоминавшие иллюминаторы корабля, в жаровню поддувал ласковый летний ветерок. А меж поленьев богатый кулинар-затейник подкладывал палки жирного сервелата – «для вкуса и запаха»… Особая, необыкновенно дорогая, копчёная и жирная, прессованная колбаса хорошо горела на правах дровишек… И давала неповторимые ароматы для «особого стрекозинского» шашлыка…

В углу террасы стояли два вышколенных стюарда в малиновых жилетах и галстуках-бабочках, молчаливые и неподвижные, как манекены. По сигналу господина Ворокова в мохнатой, как шапка английского гвардейца, безрукавке из медвежьего меха они зашевелились: подали великанские «пашотницы», то есть, проще говоря, рюмки для яиц, размерами больше напоминающие вазы. Причина была проста: в пашотницах стояли зазывно и вертикально страусиные яйца всмятку…

Каждая пашотница-ваза стояла на сервировочной тарелке, к яйцу полагалась специальная ложечка с расширенным лопаткой концом. Гости поместья привычно кололи толстую экзотическую скорлупу, ударяя лезвием ножа в горизонтальном направлении, и методично превращали огромные яйца в выеденные…

– Ну, так что, профессор, вы скажете о просмотренном нами видеоматериале? – поинтересовался Вороков с наигранной, комичной официальностью.

– Неплохо, неплохо… – отозвался из плетёного кресла закутанный в плед ярких расцветок «местный» профессор-рантье Данила Фиолетов. – Для трёх старых дураков, которым больше делать нечего…

– То есть вы норовите констатировать, Даниил Олегович, – язвил и ёрничал Вороков, в прошлом владелец нескольких пивных заводов, а ныне персональный пенсионер, – что сии видеоматериалы, продемонстрированные нам электротеатром, не имеют познавательной ценности?

Фиолетов отложил на круглый журнальный столик с зеркальной поверхностью «Парламентскую газету», которую пытался читать, глотая слюнки в предвкушении шашлыка. И выдал со всем снобизмом, на который способны старые, отработанные жизнью «авторитеты» минувших дней:

– Я думаю, что это зрелищно. Но не познавательно.

– А вот кому мясо с углей? С пылу, с жару? – оптимистично встрял Стрекозин.

Все трое были членами так называемого «Клуба Старых Алкашей», и все трое занимали свою унылую старость изучением паранормальных явлений. Пресыщенные жизнью богачи, которым наскучила всякая роскошь, а кое-какая была уже и запрещена медициной – в «Клубе старых алкашей» интересовались условиями размещения на том свете. На этом свете они уже везде побывали, и оттого их интерес был хоть и старчески-вялым, но искренним и непосредственным.

На очередном заседании клуба рассматривалась видеозапись из частного коттеджа. Владелец его обнаружил, что в доме постоянно кто-то перекладывает мелкие предметы, и вообще – незримо присутствует. Долгие выслеживания ничего не дали – и хозяин дома поставил в каждой комнате камеры слежения.

Примерно в полночь видеоловушка среагировала. Камера бесстрастно фиксировала, что на кухню из шкафчика под раковиной вылезла странная белёсая женщина. Походив из угла в угол, она забралась обратно под раковину и аккуратно прикрыла за собой дверцу…

К видеоматериалам прилагался полицейский протокол. Напуганный домовладелец, видя, что женщина больше не выходила, вызвал стражей правопорядка, чтобы арестовать её. Однако в шкафчике под раковиной было пусто, хотя и обнаружено несколько гниловатых белёсых, как картофельные проростки в подвале, щетинных волосков…

Кем была ночная гостья, зачем вылезала, куда потом делась и для чего всё это было – осталось за гранью полицейского расследования и понимания. Теперь запутанное «дельце ни о чем» попало в цепкие артритные пальцы «старых алкашей» и обсуждалось ими в перерывах между осторожными глотками коньяка под собственного приготовления шашлычок…

 

*  *  *

 

Да, весьма причудливым осиным гнездом прилепился над крутым обрывом загородный дом некогда процветавшего, а после разорившегося и убитого за долги «девелопера» (как с некоторых пор стали звать в России застройщиков) Лавандина. С его террас и веранд открывался сказочный простор уходящих в бесконечность туманов далей за рекой Сараиделью…

Когда Лавандина убили – у него осталось очень много долгов. Часть навеки прощена его могиле кредиторами, а другую часть взыскивали имуществом, беспощадно отнимая у жены и маленькой дочери всё – вплоть до колец, серёжек и раритетных фарфоровых кукол, чтобы хоть частично компенсировать потерянное на «этом дерьме, Лавандине».

Загородный дом, который туристы и грибники этих уральских предгорий окрестили «Дом над обрывом» тоже пошёл с молотка, переменил несколько хозяев, отпетых гангстеров смутного времени, но внутри дома почти ничего не менялось. В конце концов, несчастливый замок приватизаторской гордыни попал в руки олигарха Ингвальда Таралова, в очередной раз вымороченный за долги – и обрёл свою современную роль.

Здесь – откуда заносчивый болван Лавандин думал показывать сараидельские просторы своим внукам и правнукам – поселился тараловский «Клуб Старых Алкашей». Спальни семейства Лавандиных превратились то ли в гостиничные номера, то ли в больничные палаты. Обширная столовая с витриной бесконечности застеклённой стены – стала залой собраний «старых алкашей». Где играла в куклы на тигриных и медвежьих шкурах маленькая Танечка Лавандина – теперь играли в странные игры члены закрытого клуба, выжившие из ума, богатые до неприличности, и пресыщенные до тошноты маразматики, удалившиеся на покой с миллиардами…

Попасть к Таралову в клуб и получить право считать себя одним из «старых алкашей» было не только сложно, но и почти невозможно. «Старые алкаши» знали друг друга много лет – потому и могли быть в этом «особом обществе» самими собой, то есть расслабившимися старыми алкашами, не пытающимся ничего из себя гнуть и никого из себя изображать.

Не нужно думать, что вывеска «Клуб Старых Алкашей» была иронической или обманчивой: она означала именно подлинное собрание стариковских посиделок возле большого камина. Все здешние обитатели действительно были старыми, и они действительно были алкашами. В том большом и жестоком мире – который заглядывал под высокие своды замка – им приходилось быть ещё кем-то, кроме как алкашами.

Но здесь, в гостиной над обрывом, на этой гигантской «застеклённой лоджии» – этажа в три высотой и со спортзал шириной – они могли скинуть груз показухи, и предстать – раз вокруг все свои – теми, кем они только и были: старыми, неопрятными, заскучавшими жить пьянчугами.

Именно поэтому купить вход в «Клуб Старых Алкашей» нельзя было ни за какие деньги – и никакой титулованной особе. Для того чтобы быть членом клуба старых алкашей – нужно было прожить жизнь вместе с ними, бок о бок, и знать их всех, как облупленных.

Впрочем, посторонние сюда и не рвались: что за странная честь числиться пожилым забулдыгой? Подумаешь, какое «высокое» звание! Да таких «клубов» в любом дворе, возле каждого трухлявого столика-домино пруд пруди!

Обслуживающего Клуб персонала был набран приличный штат, получавший, тем не менее, довольно скромную и незавидную оплату. Однако обслуга, попавшая на эту «французскую дачу» (ещё одно народное прозвище для дома Лавандиных) – обычно уже не увольнялась. Причина проста: несмотря на обыденность получаемых зарплат, обслуге тут нравилась стабильность.

Конечно, клиенты были владельцами заведения, и за свой счёт могли себе позволить и потребовать всего, что душа пожелает. Но много ли им нужно – в их-то годы?!

Кухня пыталась экранизировать эпопею «Великая битва Возможностей с Диетологией». Здесь старались выкрутиться так, чтобы хлеб подавался только цельнозерновым и отрубным, чтобы супы и бульоны готовились только на свежей овощной основе, чтобы телятина, крольчатина, курятина подавались в только обезжиренном виде, а морская рыба и морепродукты – были исключительно диетических сортов.

Иногда клиенты матом и руганью встречали обезжиренные молочные и кисломолочные продукты, требовали «нормальных» куриных яиц взамен перепелиных и, конечно же, получали их. На один раз… А потом всё начиналось по новой: снова ягоды и фрукты подавались к столу только кисло-сладких сортов, желе и компоты готовили тоже только из них. Даже соусы, великое многообразие здешних соусов делалось здесь только с низким содержанием холестерина…

Но лишь до первого «свистка»… Хотя, по большому счету, поварам какая разница? Пусть клиентура сама себя губит!

Ещё лучше жилось остальной обслуге дома престарелых. Здесь был штатный садовник – но «сад» состоял из бальзамических пихт и строевых сосен-гигантов. Как их убирать и зачем – никто не знал, включая садовника, иногда, впрочем, что-то грёбшего там граблями…

И уборщицы не слишком старались, справедливо полагая, что «старичьё всё равно засерит комнату»… И охрана совсем «не парилась» – исключая разве что парилку местной роскошной бани…

Потому нетрудно догадаться, что штатному доктору-терапевту с санаторно-курортной специализацией, которого тут звали со старческим слабоумным романтизмом «судовым врачом» – работы тоже совсем немного доставалось. Однако же он полагался по штату: всё же люди пожилые, артритные, инсультные, аритмические, мало ли? Чтобы сразу, случись чего, помощь оказать…

Когда старый «судовой врач» Дома над обрывом уехал к детям в Мичуринск, предпочитая долг дедушки приятной праздности в «Клубе старых алкашей» – могущественный владелец половины активов Кувинского Края Ингвальд Таралов повелел съездить в город и привезти нового, отобранного из нескольких резюме, санаторно-курортного доктора, со смешной фамилией Слонов…

 

ЧАСТЬ I

 

Глава 1. СКИТАЮЩИЕСЯ ДУШИ

 

– …В сущности, доктор, – объяснял Слонову диспозицию на правах бывалой обслуги водитель за рулём, молодой парень Денис, одной рукой крутивший баранку, а другой оживлённо, вполоборота, жестикулировавший. – В сущности, вы попали на работу в кружок пенсионеров! Так что если вам приходилось работать в богадельнях, то ваш опыт очень вам пригодится…

– Но я слышал, – разочарованно вздохнул Слонов, – что «Клуб Старых Алкашей» – это теневая власть, объединяющая самых могущественных воротил…

– Не берите в голову, док, это герои вчерашних дней! Денег у них, и правда, куры не клюют, и порой они деньгами сорят… Но в остальном это больные старики-пенсионеры, со всем букетом старческих маразмов. Они все давно отошли от дел – и многие не по доброй воле…

– А по какой? – удивлялся доктор, входя в новый для него мир непонятных отношений.

– Здоровье начало пошаливать, память не та стала… Когда ворочаешь миллиардами, сами понимаете, выпавшая из памяти деталь… – Денис не стал заканчивать фразу, и так всё ясно. – Опять же, и волноваться им нельзя, их инфаркт в реанимации давно заждался… В общем, док, не обольщайтесь, это Дом престарелых с некоторыми дополнительными бонусами и возможностями, но в целом… Мой вам совет, док, если хотите с пользой провести время и получить что-то существенное от могущественных развалин – придумайте им лекцию о бессмертии.

– Лекцию о бессмертии?! – ужаснулся Слонов.

– Ну, или о паранормальных явлениях, – пошёл на попятный водитель. – Понимаете, док, в силу возраста и жизненного опыта эти старики интересуются вещами загробными гораздо больше, чем делами земного мира! Некоторые из персонала на моей памяти «поднимали» хорошее «бабло» – если находили для заседаний их кружка полупокойников видеозаписи полтергейста или доказательства контактов с пятым измерением...

– С пятым измерением?! – на доктора Слонова было жалко смотреть в зеркальце заднего вида.

– Ну, не обязательно… Покажите им фотографии призраков! А ещё, на дачке неплохой телескоп – дайте свою версию парадокса Ольберса на звёздном небе (Прим. Смотрителя: один из парадоксов космологии, заключающийся в том, что в стационарной Вселенной, равномерно заполненной звёздами, яркость неба (в том числе ночного) должна быть равна яркости солнечного диска)… А в заветном черном лабораторном шкафу у них мощнейшие электронные микроскопы, препарируйте им там клетку оборотня, микроткань вампира…

– Вы меня разыгрываете, Денис?!

– Нет, отчего же, док, вам же хочется подзаработать, как и любому человеку? Зарплату они платят, как бюджетнику, но если вам повезёт с микротканью вампира – денег не пожалеют! Это же целая толпа чокнутых миллионеров, представляете?! Они себе на обед могут заказать суп из Парижа, его доставят авиапочтой, с курьером, и он ещё будет тёплым к столу… Другое дело, что такими вещами их не удивишь, большая часть – язвенники с проеденной печенью! Своё отпировали, голубчики…

– Мне кажется, Денис, вы их не любите… – осторожно поинтересовался доктор.

– Естественно, они же все мужчины, а я люблю женщин! – хихикал Денис за рулём. – К тому же папа говорил мне, что все миллионеры – страшные эгоисты. Нельзя жить в мире со всеми его ужасами, страданиями – и ни с кем не делиться, если ты не зачерствел сердцем…

– А ваш папа тоже работает в поместье?

– Н-да… – наморщил лоб Денис, на мгновение задумавшись. – Работает. Наездами. Он не в штате обслуги, если вы это имели в виду…

– Судя по вашим рассказам, – кашлянул Слонов, изображая максимум деликатности, – там требуется не доктор, но аниматор… Шарлатан… Я обычный врач, окончил Кисловодский институт санаторно-курортного профиля, я знаю про душ Шарко и про лечебные свойства сапропели, а вот про оборотней и вампиров… Для меня это… как бы сказать… ново…

– Сапропель – это хорошо! – согласился водитель с пассажиром. – У них у половины там коленные суставы опухшие и деформированные… Они будут довольны и сапропели, и тому, что вы им два раза в день давление померяете… Но жадны, жадны старые сквалыги! Недаром говорит мой отец: чем человек богаче, тем он жаднее! А вот если бы, док, к примеру, вы показали бы им регенерацию мёртвой ткани – тут музыка пошла б не та… Плясали б лес и горы… Но, док, про шарлатанство вы зря подумали…

– Да я и не думал думать про… – возмутился доктор Слонов.

– Сами понимаете, у этих стариков опыт жизненный большой и горький… Обмануть их трудно, почти невозможно… Паранормалка с ними прокатит, только если будет подлинной! Коли б не так, док, я бы не на этой развалюхе ездил, а давно бы уселся в «мерс»…

– Я обратил внимание, что автомобиль старый! – кивнул Слонов понимающе, но и протестующее. – Однако он в прекрасном состоянии! Видно, что в гараже за ним следит опытнейший механик…

– Следит! – грустно мотнул головой Денис. – Это, конечно, спору нет… Это же, блин, машина мечты, док! Их мечты!

– Кого?!

– Наших старперов! Когда они были такими, как я, или моложе – ихнее тогдашнее начальство ездило только на «Волгах»… Это была колесница богов в их детстве… А в итоге, док, я везу вас на раритетном «ГАЗ-24», 1979-го года выпуска…

– Какого… года?! – взметнулись изумлённые брови Слонова.

– 1979-го! – кривлялся Денис в зеркальце заднего обзора, уповая, что седок сзади увидит его гримасы. – Машина-зверь! Отлакирована в нашем гаражном хозяйстве так, что кажется – вчера со сборочной линии выехала… Содержание этой музейной игрушки обходится дороже, чем у любого лимузина посольского класса… Ну, док, вы меня тоже поймите: шестнадцатый год, а никакого навигатора, никакого бортового «компа», голимая «механика» коробки передач, панель приборов, мать её – вон деревянная, мебельная, полированная… Как будто это не машина, а шифоньер какой-то… Господи, неужели, док, мы с вами в старости тоже такими станем?! Все будут на летающих тарелках, а мы купим движок внутреннего сгорания и будем по земле шурыхать?! Мечта детства…

– У меня, например, вообще нет никакого автомобиля, – обиженно, с выражением парии, посетовал доктор. – Несмотря ни на какой 2016-й год! Перемещаюсь «через портал» автобусных остановок…

– Хе, док! – не понял сарказма Денис. – Сюды автобусы не ходят! Дом над обрывом, дорога серпантинная, кончается кодой, финиш всего и вся… Последний приют, док, за которым только тишина… Работать здесь по-своему неплохо, нагрузка не особо давит… А вот стать клиентом этого хосписа я не согласился бы ни за какие коврижки! Именно в таких вот богадельнях и понимаешь, что молодость не купить ни за какие деньги! При том, док, что деньги молодости совсем бы не помешали… Так что искренне вам советую, со всей симпатией, как самому себе – поройтесь в памяти, док, отыщите чего-нибудь паранормальное… «Бабосы»-то лишними не бывают…

 

*  *  *

 

«Как жалко, что не сел я на переднее сидение!» – не раз тогда подумал доктор Слонов.

Денис рулил одной рукой, и постоянно оборачивался к пассажиру, мысленно проклинавшему его навязчивое внимание. В точности, как бывает в роликах назидательной до зевоты социальной рекламы – болтливость водителя была наказана.

В конечном итоге критическую дорожную ситуацию Денис, естественно, прозевал… Молодая хорошенькая девушка внезапно выскочила на трассу, застыла напуганной ланью в свете фар и под яростный скрип тормозов отчаянно заколотила ладошками по капоту старенькой «Волги»…

Она не пострадала (всё же шофёрская хватка не подвела Дениса, вовремя врезавшего по тормозам) – но была очень напугана.

– Девушка, ну так не делается, у порядочных людей! Ну нельзя же! – закричал Денис, выскакивая наружу. – Зачем же вы поперёк движения бросаетесь?! А если бы я скорость посильнее набрал?!

– Спасите меня! – вдруг взвизгнула девушка, тряхнув длинными волосами рыжеватой блондинки. – Пожалуйста, умоляю… Спасите! За мной гонятся! Какие-то наркоманы! Спасите!

В этой летней ночи, в курящем пылью свете фар она выглядела так, что её всей душой хотелось спасти: стройная, длинноногая, с утончёнными чертами кукольного личика, в коротеньких джинсовых шортиках, махрящихся книзу… Ноги в походных кроссовках, а упругий бюст игриво обтянут маечкой…

Таких обычно снимают в кино – где они… Гм! Тоже выскакивают с просьбой о помощи… «Какая-то очень уж постановочная ситуация», – мимолётно подумал доктор Слонов, но далее добавил в мыслях, что «не моё это дело» и не стал заморачиваться.

Конечно же, блондинка с рыжинкой, с густыми прямыми волосами, спадающими по плечам, с тонкой талией фотомодели была спасена – и охотно!

В хрестоматийной ситуации и реакция Дениса была хрестоматийной. Тем более, доктор уже успел убедиться, что сердце парня-водителя отнюдь не камень…

Девушка уселась на переднее сиденье ретро-автомобиля, Денис ударил по газам, заскрипел стареньким сцеплением и рванул к вилле над пропастью, где хорошая охрана и скучные богатые старики – следовательно, никакие наркоманы, блуждающие в придорожных акациях, будут уже не страшны.

– Я Таня, – представилась блондинка с волосами «итальянской соломки». – Татьяна. Я гуляла тут, на меня напали… А вы кто? Наверное, работаете в «Доме над обрывом»?

– Я Денис – «суп прокис»! – угодливо засмеялся молодой шофер. – И да, вы угадали: работаю я в этом чертовом доме престарелых над обрывом… Не самое романтичное знакомство, правда? Конечно, будь у меня автомобиль поновее, я бы наврал вам, Танечка, что я клиент этой элитной богадельни… Но на «Волжанке» семьдесят девятого года сей номер, думаю, не пройдёт…

– И с такими розовыми щёчками юноши, Денис! – ответно-приветливо улыбалась Таня, начиная заигрывать со спасителями. – А сзади у нас…

– А на хвосте у нас сидит новый доктор «Дома над обрывом», господин Слонов, выпускник кисловодского института санаторно-курортного дела… Док, я правильно излагаю?!

– Правильно! – отмахнулся доктор. – Следую к месту службы, как говорят военные… То есть в тот самый «Дом над обрывом», где наш разговорчивый Денис имеет честь водить ретро-колымаги…

– Доктор, поверьте, вас ждут пациенты, которые развалины ещё в большей степени, чем мои тачанки времён гражданской войны! – пикировался, выделываясь перед хорошенькой попутчицей Денис. – А вы, Танюша? Почему вы гуляли в столь безлюдной и беспонтовой местности, как окрестности нашего хосписа для безнадёжно-богатых полудурков?

Таня заметно загрустила. Очаровательная улыбка сбежала с личика «Барби», запали ямочки под скулами, потемнели большие и поглощающие мужчин без остатка зелёные глаза.

– А я, мальчики… Не просто Таня. Я Таня Лавандина. Говорит вам что-нибудь эта фамилия?

– По правде сказать, ни о чем, кроме лаванды, свежестью которой дышит весь ваш образ, мадемуазель! – куртуазничал Денис. – А вам, доктор?!

– Когда я был в школе… – кашлянул молодой специалист курортного профиля. – Был такой у нас в городе известный застройщик… Лавандин… Ну он ещё этот микрорайон-то строил… Черт, как его… «Лунный»… А там дефолт, деньги его пайщиков пропали, достроить «Лунный» он не смог… Суд да дело… А дальше не помню…

– А дальше папу убили! – процедила Таня сквозь сжатые зубки.

– Так вы дочь Лавандина? – сочувственно спросил доктор Слонов.

– Она самая, доктор… Врачам врать ни к чему, так ведь? Я Таня Лавандина, и дом над обрывом был когда-то домом моего детства… И мне не привыкать гулять в здешних краях… Правда, когда я была маленькой – тут слыхом не слыхивали про наркоманов в зарослях акаций…

 

Глава 2. ЗНАКОМИМСЯ С ХОЗЯЕВАМИ

 

…Эта история про «эффективного менеджера» началась не вчера. Она примерно с год назад началась, когда вице-премьер краевого правительства Антон Репьянов приехал к могущественному некогда тузу кувинского делового мира Ингвальду Таралову по срочному и неотложному делу.

Таралов принимал гостя в большом клубном зале Дома над обрывом, стоя на фоне застеклённой панорамы заречных необозримых пространств, словно бы повисший над степями и взгорьями Кувы на облачном уровне…

Сбивчиво и торопливо, глотая окончания, уповая, что старый седой волк всё хватает натренированными челюстями с полуслова, вице-премьер пробормотал проблемы краевой власти. И про «все-налоги-забрал-федеральный-центр» и про «мы-обязаны-платить-бюджетникам», и про «снижается-наполняемость-краевого-бюджета» и про «для-социальных-выплат-мы-занимаем-в-коммерческих-банках» и про «подходит-срок-платежей-по прежним-кредитам-краевого-правительства»…

Таралов выслушал. Понял, хоть и дурно было изложено. Проблемы Края не особо изменились с тех пор, когда Таралов отошёл от дел. Таралов кивнул в знак понимания – но не согласия. Таралов помолчал. А потом поинтересовался с убийственной вежливостью:

– А почему, Антон Демьянович, вы считаете, что мне это интересно?

Действительно, с чего бы Антон Демьянович так решил? Может быть, потому, что личное состояние господина Таралова составляет несколько краевых бюджетов? Так это всё слухи и домыслы. Сколько на самом деле денег у Таралова – никто не знает. Может быть, он владеет несколькими Кувинскими краями. А может быть – только этим странным Домом над обрывом, нигде более не показываясь, и ни в чем более не замеченный много лет?

– Езжай! – напутствовал Антона Демьяновича сам губернатор Кувы. – Надо попытаться. Он в состоянии помочь Краю. Если захочет.

– А если не захочет? – поинтересовался Репьянов, надеясь получить хотя бы слабый раствор компромата для давления на туза.

Но губернатор на «если не захочет» ничего не ответил. Получалось так, что если Таралов не захочет, то не захочет и всё. Мол, будем искать другие источники… А какие другие источники, если Край увяз в долгах – и вместо зарплат бюджетникам теперь вынужден платить проценты по кредитам за старые зарплаты бюджетников?!

И вот стоял вице-премьер экономического блока, сильный, властный, привыкший повелевать человек в каком-то униженном молчании, не зная, что ответить – в сущности, никому, какому-то персональному пенсионеру… Стоял и думал – вот, клубная зала «Старых Алкашей», вот где оно всё и происходит…

А что «всё»? О том не знал никто…

За высокими дверцами из огнеупорного стекла в большом камине полыхало жаркое и жадное, трескучее пламя. Рама сводчатых дверок сделана была из тяжёлого, литого, чёрного чугуна, изображая стилизованные ворота в башню. Двустворчатый проход почти в рост человека, да и «башня» широкой каминной трубы была почти в натуральную величину крепостной «туры»…

Её сложили из серого дикого камня, словно старинный шотландский тауэр она поднималась на два этажа стандартного жилища, встроенная в огромную, как спортзал, «залу приёмов» дома над обрывом.

Стены самой залы были сложены из отцилиндрованного, лакированного бревна, напоминая древнерусский терем. Это терем проглотил шотландскую каминную башенку.

Потолок изламывался острым углом, уходил под самый конёк крыши – чердака у залы приёмов не было, хотя высоко над головой, там, где в нормальных домах кладут чердачный пол – тянулись могучие и толстые опорные брусья.

Казалось, что дом какие-то великаны-натуралисты разрезали пополам и застеклили линию отреза: одна из стен – как раз та, через которую открывался грандиозный обзор до горизонта – целиком, не считая массивных вертикальных опор, была стеклянной!

И Репьянов нервно подумал – как, наверное, тут хорошо и одновременно жутко в ясную ночь! Когда вместо стены – на высоту трёх этажей полыхает панорама звёздного неба… Вот и мощный телескоп на треноге возле гигантской «витрины», выворачивающей зрение на заречные пугающе-далёкие пространства…

«А представь, – говорило воображение Репьянову, – что в это прозрачное, боком поставленное футбольное поле бьётся снежная круговерть? И пламя в башне камина пылает сильнее, чем сейчас, трещит и фыркает жаром, накаляет серую кладку…»

Стеклянные врата камина похожи на двери в преисподнюю: огонь лижет стекло изнутри и, кажется, мечтает выбраться в гигантский сруб теремной залы… Но это обманчивое впечатление. Вокруг камина расставлены подковой плюшевые уютные диваны, перед ними, как собачонки – пуфики для ног…

Тут собирается всего лишь «Клуб Старых Алкашей». Чокнутые богачи, гремевшие в былом, а теперь по большей части совсем отошедшие от дел, потягивают тут бесценное бренди из хрустальных, сделанных в форме капли, бокалов… Дымят гаванскими сигарами, ведут неспешные беседы про всякую старческую ерунду…

Они делятся рецептами от геморроя, поют под гитару старые бардовские песни… По-пионерски, вспомнив советское детство, пекут в золе огромного камина картошку… Которую потом едят с обугленной кожурой, с запахом дымка… Круто посолив и просыпая соль на хорасанский раритетный ковёр, распростёршийся ниц всей своей затейливой мозаикой перед диванами…

Да, вот она, таинственная зала «Клуба Старых Алкашей» – про который думали, что он теневое правительство, и здесь решаются дела государственной важности – и потому подглядывали, прослушивали… А потом с недоумением поняли – что старые алкаши действительно являются старыми алкашами с убогим кругом интересов, влюблёнными в собственную юность и её, уже ставшие туманными, предания…

Многочасовой старческий алкогольный трёп продолжали писать на сверхчувствительную подслушивающую аппаратуру, подъезжающие лимузины и их седоков снимали космической фотосъёмкой. Но имели на руки лишь пустые басни да долгие, как смерть, истории болезней вперемешку с травимыми возле пылкого очага, над чайком «с костровым дымком» сказками и байками…

Здесь выжившее из ума старичьё точило лясы, пялилось в телескоп на объекты звёздного неба, цинично и матерно комментируя ход светил… Здесь пили умопомрачительно-дорогие марки, закусывая невыговариваемыми деликатесами…

За подковой диванов, с которых седоки тянули артритные ноги к камину, находился большой стол на резных ножках, усложнённого барокко, причудливый извилистыми линиями профиля.

На нём стояли несколько пробирок, колб, реторт и ещё какое-то примитивное, школьное химическое оборудование. Хозяин Дома над обрывом, господин Таралов, человек с широкими интересами, порой потешал членов «Клуба старых алкашей» незатейливыми, но зрелищными опытами с химическими реактивами… Ерунда полная: то вдруг синий раствор станет зелёным, то вдруг пена попрёт… Фуфло дешёвого фокуса!

Но старым алкашам нравилось. Видимо, они таким образом переносились в советское школьное детство, когда они носили синие мундирчики на белых алюминиевых пуговицах и с клеенчатыми шевронами восходящего над книгой солнца на рукаве… И раздавался беззаботный детский хохот в огромном курятнике залы-терема, внутри которой полыхала отборными березовыми дровишками пасть каминной башни…

В этой зале смешались стили. Например, Репьянову, который и сам заработал за годы государственной службы себе весьма уютное гнёздышко, казалось диким это сочетание стеклянного модерна, русского боярского срубного стиля и европейских рыцарских, замковых форм.

Но может так и задумано – чтобы здесь смешались века и народы? Находясь в гостиной «Клуба Старых Алкашей», человек мог себя чувствовать на космическом корабле из романа фантастов, или в хоромах допетровского князя, или в сумрачной романской цитадели: всё зависело от того, к какой части интерьера сядешь спиной, как кресло развернёшь…

 

*  *  *

 

Столб чёрного дыма, завихрения роняющей сажу копоти зависли за высоким, стрельчатым окном рабочего кабинета Ингвальда Таралова.

– Проклятые забулдыги опять жарят шашлык под моими окнами! – сердито пробормотал Хозяин, но открывать раму и ругаться не стал: по-своему он любил здешних стариков, своих ровесников, которых и собрал в этот «Клуб Старых Алкашей», они были ему что-то вроде семьи или близкой родни…

Подойдя к рабочему столу, где он просматривал на сверхмощному ноутбуке, большинство функций которого даже не знал, региональные новости – Таралов увидел поперёк экрана мерцающую надпись крупными буквами, причём готическим шрифтом:

– Ингвальд, откройте окно, я к вам послан по важному делу!

– Кой чёрт! – возмутился глупой шутке Таралов. – Моё окно над пропастью! Кто может войти ко мне через окно, кроме ворон да голубей?!

«Эскейпом» Таралов сбросил дурацкую надпись, и только было собрался снять видео с паузы, как услышал старомодный дребезжащий звонок на сотовый телефон, имитирующий трезвон телефонов прошлого века.

– Алло! – угрюмо и полувопросительно воскликнул Ингвальд в трубку.

– Ингвальд Артурович… – прошелестел крыльями нетопыря какой-то сухой, нечеловеческий и вкрадчивый голос. – Я настоятельно прошу вас впустить меня… Я послан теми, кто в силах настоять на визите…

– Какого чёрта тебе нужно?! – взъярился Таралов.

– Такого, Ингвальд Артурович, что представители моего племени не могут войти в дом не будучи приглашёнными…

– Слушай, ты! – плевался словами Ингвальд. – Дракула недоделанный! Приглашаю тебя войти, так и быть, но имей в виду, что могу спустить и с лестницы… В обратный путь…

В тот же миг, как это суровое приглашение поступило адресату – бронзовая узорная литая защёлка оконной рамы сама отползла вбок, и окно аккуратно, сдержанно, вежливо отворилось.

Чёрный дым, роняющий хлопья сажи на пышный ковёр, мягко втёк в огромный полутёмный кабинет Таралова и саваном привидения потянулся к массивному, пухлому кожаному креслу для «особых» посетителей. Он тёк – как дым выходит в трубу, но только не вдоль, а поперёк тяги. Окно газообразный гость прикрывать не стал: лёгкое дыхание сумерек и птичий щебет долетали оттуда до Ингвальда…

– Ну, садись уже! – насмешливо щурился Таралов. – Все полы мне сажей запачкал, кровосос… Какого рожна тебя принесло?

В пышных объятиях необъятного кресла сгусток копоти стал принимать подобие человеческой фигуры. Перед Ингвальдом воссел, закинув ногу на ногу с тощими ляжками худой, бледный, вытянутый, неприятный, красноглазый и клыкастый, с виду молодой визитёр в трупно-фиолетовой «визитке» (Прим. Смотрителя: визитка — принадлежность мужского костюма, род сюртука. В отличие от него, у визитки полы расходятся спереди, образуя конусообразный вырез (но не по прямой линии, как у фрака, а закругляясь сзади); визитка застёгивается на одну пуговицу, сзади на уровне пояса пришиты две пуговицы) и пижамно-полосатых брюках. Взамен галстука он носил поверх белоснежной манишки старомодный «галстух», то есть нечто, по форме увязывания напоминающее песочные часы, из шёлка с пышной топазовой брошью-пауком.

– Итак, я уже имел честь донести, многоуважаемый Ингвальд Артурович, что ниспослан к вам по важнейшему дельцу… – начало отродье Дракулы, и с одного его клычка-жала на белую ткань манишки упала гранатовая капелька крови…

Равнодушный к попыткам ночного гостя произвести впечатление, Ингвальд подошёл к развалисто-пышущему углями камину, к изощрённо-резной полочке с каминными принадлежностями, где висели кочерга, совок на длинной ручке и каминные щипцы. Привычно выбрал щипцы, и могло показаться, что он сейчас ударит ими посланника… Но Таралов всего лишь достал щипцами из красной пасти камина уголёк – прикурить кубинскую сигару…

– Не тяни! – мрачно предложил Таралов. – Ты мелкий бес, и тебе не по чину со мной рауты светские устраивать… Чего припёрся?!

– Ну… – заметно смутился вампир. – Если вы настаиваете на конкретике, Ингвальд Артурович… Так мне же и проще… Сразу всё… Извольте видеть, – он всхлюпывающе присвистнул, но Таралов продолжал игнорировать его самопрезентации. – Дом этот принадлежал прежде одному дураку, проходимцу и жулику по фамилии Лавандин…

– Ну, знаю, девелопер был, кредитов набрал, не рассчитался, с молотка пустили… Я особнячок за долги и прибрал… Через третьи руки, правда, но… Не твоё дело, сосунок, ближе к теме!

– Как и все скоробогатые дураки, Лавандин этот любил в Европах всякий антиквариат покупать… Ну, поедет в отпуск с семьёй, заглянет на аукцион Сотбис или Кристис, и сувенирку к себе в нору утащит… Некоторые сувениры, купленные Лавандиным, доселе пребывают в сей обители вашей, Ингвальд Артурович… Ведь всё было опечатано практически мгновенно, и вещей из дома Лавандину выносить не дали… Вы верно изволили выразиться, я в иерархии нашей невысоко стою, но меня послали те, кто могут настоять… Впрочем, говорил уже… Я лишь вестник, гонец, посланник… Помилосердствуйте, не погубите: доподлинно известно, что здесь, в доме, остаётся перо вымершей птицы гуйя. Это очень дорогая безделушка… И она очень нужна тем, кто меня послал… Вы можете свериться, сделать запрос… Сделки на Сотбис фиксируются, Лавандин купил это перо радужных оттенков за 8 тысяч долларов… Ложа «Луксор-Синахериб», хранительница древней премудрости фараонов и лугалей, номархов и деспотов, готова немедля приобрести у вас это перо, и даже уполномочила меня внести всю сумму незамедлительно…

Вампир, недобро посверкивая глазами кролика-альбиноса, казавшимися бы заячьи-кроткими, если бы не клыки под бледной губой покойника, извлёк из внутреннего кармана полуфрака-визитки затейливый конверт и приготовился пересчитывать мертвецки-зелёные американские деньги…

– Как тебя звать-то, мышь чёрная? – лениво и презрительно поинтересовался Таралов, пыхтя своей сигарой и напуская клубами дыму, коего хватило бы на ещё на одного вампира.

– Воттерфельс, если будет угодно вашей милости, – плотоядно оскалилась тень мрака. – Это старинное имя древнего европейского рода, и…

– Плевать мне на твою родословную, водяной Фельс! – осклабился Таралов не менее хищно и, действительно, сплюнул в массивную обсидиановую пепельницу. – Послушай меня, и передай в «Луксоре»: у меня нет, и никогда не было никакого пера вымершей птицы цвета пидорского флага… А если бы было – я бы его выкинул, потому что не терплю гомосятины… А если бы и не выкинул, то уж точно не стал бы продавать летучим коммивояжёрам за стандартные доллары… По-вашему, у меня своих денег не хватает, так что я обстановку начну распродавать?!

– Я уполномочен, – Фельс побледнел бы, если бы его кожа могла побелеть сильнее, чем от природы ей полагалось. – Уполномочен… предложить двойную цену… Это всего лишь перо, зачем оно вам? К тому же, как вы выразились, пидорских радужных оттенков…

– Это твоя первая ошибка, кровосос! – мрачно, исподлобья глянул Таралов. – Ты попытался купить Ингвальда Таралова?! Многие покидали мои апартаменты в пластиковых мешках, учись лучше на чужом опыте…

В этот момент из полуоткрытой двери кабинета послышался шум, в большой зале заиграли на рояле, надтреснутый баритон профессора Фиолетова затянул с глубоким чувством:

 

Снился мне са-а-ад… в подвенечном убо-о-оре…

В этом саду… мы с тобою вдвоем…

Звезды-ы на небе… звезды-ы на море…

Звезды и в се-е-е-рдце моем…

 

Это жалкое пение-сопение немного смягчило Ингвальда Артуровича: ветхие забулдыги этого дома престарелых были единственными, кто мог пригласить на его лицо добродушную улыбку…

Сомнений быть не могло: эти три с половиной пьяницы (бывший банкир Раховцев ездил в инвалидном кресле, закутав мёртвую свою половину в клетчатый плед) опять пригласили девчонок из стриптиз-клуба «Пантера», и теперь пытаются произвести на дам лёгкого поведения впечатление… Производить впечатление не нужно, потому что девочки и так уже заранее согласные и оплаченные… И не нужно, потому что всё равно в итоге эти в дедушки им годящиеся клиенты ничего не смогут, проверено суровой практикой…

И тем не менее – как стараются, шельмы! Наверняка именно в этот момент Стрекозин берёт стриптизёршу за тонкие пальцы и жарко шепчет в ушко, старомодно грассируя:

– Ча-а-вница вы! Ча-а-вница!

Именно про такое Таралов обычно отвечал на вопрос «как там твои старики?» фразой «старики, как всегда, милы»…

– Вы слишком избалованы для смертного сына Адама! – совершенно иным тоном прорычал плотоядный нетопырь, в мгновение ока оказавшийся за плечами Ингвальда Артуровича. – Отдайте перо судьбы, или, клянусь адом, вы пожалеете…

Таралов казался грузным пожилым обывателем с дряблыми, обвисшими, как блины по бокам, щеками. Но он был гораздо проворнее, чем казался – иначе не дожил бы до седых волос…

Он обернулся так же моментально, как и черный гость, и с размаху всадил тому в собачью, килем выпирающую вперёд грудь серебряный нож для резки бумаг из письменного прибора, заранее припрятанный в рукав…

Вампир открыл пасть, шумно и алчно всасывая в себя воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Умелой и сильной рукой Ингвальд подсаживал гостя всё глубже и глубже на острие…

– Вторая твоя ошибка! – проскрипел он зубами, и глаза его, обычно невыразительные, остекленевшие, трупные, сверкали электрическими искрами. – Попытка напугать Таралова… Я в таком возрасте, кровосос, что меня нельзя напугать, и я с таким состоянием, что меня нельзя купить…

Воттерфельс не отвечал: он начал разваливаться сыпучими, как песочное тесто, клоками и пластами сажи.

– Неужели ты и вправду думал, что можешь напугать меня своими сельскими трансильванскими дешёвыми фокусами?! – недоумевал над разлагающейся нечистью Таралов. – Меня, который девяностые возле Ельцина провёл, напугать клычками в крови и хлопаньем вороньих крылышек?!

Но Воттерфельс и на это не отвечал; Воттерфельса больше не было.

А из клубной залы собраний «Клуба старых алкашей» летело замысловато-вокальное, словно на конкурсе пенсионерской самодеятельности:

 

Листьев ли шепот… иль ветра порывы…

Нежной душою… я жадно ловлю…

Взоры бездонные… уста молчаливые:

Милая, я вас… лю-ю-блю-ю…

 

– Повезло девкам сегодня… – хихикал, сморщивая лицо, Таралов. – С хорошими деньгами сегодня утром уедут, и… совсем не уставшие… Что может быть для женского рода прекраснее, чем романтичный… богатый… импотент…

В этот момент мобильный телефон Ингвальда Артуровича снова зазвонил. И голос в трубке был ещё более глухой, шелестящей чешуёй великой змеи, жутко-загробный:

– Ингвальд Артурович, вы передали нашему гонцу перо?

– Смотря какое… – оскалился Таралов не хуже вампира. – Одно в нём прямо сейчас торчит… Но только не радужное, а серебряное…

– Вы напрасно играете с силами, которых не понимаете, Ингвальд, – сочувствовала инфернальная трубка. – Мы прекрасно знаем, что перо судьбы в вашем доме…

– А я прекрасно знаю, что его в моём доме нет… Может быть, оно где-то в доме Лавандина, замурованное или под паркетом… Но я не собираюсь ради вас ломать стены или паркет…

– Это ваше последнее слово? Совсем страх потеряли?!

– Послушай, ты… – тигриным рыком дышал в трубку раззадоренный Ингвальд. – Я – Таралов, если ты не знаешь… И я в таком возрасте, когда страшное молодым – для меня наоборот завлекательно…

– Пожалеешь, бурдюк с прокисшей кровью…

– Много лет уже жалею… – рявкнул Таралов и отключил телефон в ярости.

 

Тени и грёзы плывут на просторе…

Счастье и радость… разлиты кругом…

Звёзды на небе… звёзды на море…

Звёзды и в сердце моём…

 

– заливался профессор Фиолетов.

И Таралов живо представил, как на последнем куплете он делает рукой щедрый жест в сторону огромной застеклённой панорамы звёздного неба, словно бы обрывающей, на середине обрезающей, простор этого зала…

В памяти Ингвальда встали другие звёзды… И то, как плыл по подмерзающему тонкой корочкой Енисею трёхпалубный теплоход, бесновалась светомузыка и эстрадные выродки, а в самом центре композиции сидел вдребезги пьяный самозванец – с лицом оплывшим и жёлто-парафинового оттенка…

А Таралов стоял за троном, на месте, забронированном для самого дьявола, и смотрел… А вокруг было звёздное небо, пошатнувшееся, распадающееся, искривлялись оси галактик и ниспадали тверди, и разверзались хляби… А Таралов стоял за троном и смотрел…

И видел, что страшный парафиновый идол, отродье хамово, развалившееся в царских креслах – водит желваками и седеющими бровями, хмыкает и гукает, причмокивает зубными протезами… Упырь, сущий упырь… И все вокруг упыри… А Таралов стоял и смотрел…

А пресс-секретарь Упыря, склизкий, скользкий, полуразложившийся пидор… С козлиной бородкой и гнилыми глазками, покрытый гонорейной сыпью содомит, вопил и привскакивал, пьяный, перед троном… И хватал, жадно гладил тощий зад эстрадного долгогривого гомика, подмахивавшего тазобедренными суставами, сладко млеющего в предвкушении карьеры через постель…

А Упырю всея Руси это не нравилось. Он хмурился – и приказал рындам, крытым крупными чирьями и пропахшими спиртом дегенератам с искажёнными масками кунсткамеры вместо лиц… Приказал выбросить пресс-секретаря, «содомита светло-синего», за борт, с высоты третьей палубы речного парохода…

А Таралов стоял и смотрел. Это не Дракула в Трансильвании, это пострашнее… Таралов не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, скованный непонятным параличом, пришпиленный к палубе булавкой сместившихся звёздных орбит… Он только стоял и смотрел…

В чёрную пропасть падали века истории и народы целых континентов. Они сыпались в бездонное чрево ада, белые и жёлтые, чёрные и красные, как крупа, как разноцветная чечевица… На их фоне содомит, пресс-секретарь президента, был весьма говорлив. Он, раскачиваемый червивыми рындами Коржакова, хохотал, грязно шутил и был уверен: это всё розыгрыш…

Когда он улетел через перила парохода в ледяной осенний Енисей – улыбка спадала с его лица по мере его падения в воду… А вокруг была жизнь – жизнь опарышей и моли, жизнь, которая страшнее смерти и страшнее лютой казни… А Таралов стоял и смотрел…

Вы хотите испугать Таралова вампирами, влетающими в окно? Чёртиками в кладовке? Зомбиками, бредущими с кладбища?! Да вы в своём уме… Он же тогда, в 1994 году, на Енисее, стоял и смотрел… Прямо из ложи, арендованной дьяволом, из-за левого плеча самозванца, с лучшей обзорной точки…

– Ну латна… – сказало чудовище, что страшнее всех Франкенштейнов… С характерным уральским выговором сказало… – Пошутили, и латна… Думаю, шта правильна его достать тяперь…

И тогда, по слову Упыря всея Руси, разом, словно на ночном стадионе включилось множество прожекторов, прорезавших ночь: чтобы на теплоходе увидели, где пресс-пидор и куда бросать ему спасательный круг… И прожектора озарили берега Енисея, берега, усыпанные ледяными скульптурками… Лежачими, сидячими, даже стоя стоящими… Как суслики, они стояли и что-то высматривали с берега…

– Эта… кто? – пьяно икнул самозванец.

– Жители Бакеевки… – чёртом подскочил к его плечу красноярский губернатор. – Посёлок вымерз, отопления не было, они пошли пешком на переправу спасаться… А паром мы в целях экономии сократили в прошлом году… Они так тут все и замёрзли, на бережку… Но вы не думайте… Оне сами… Добровольно… Эта не как в сталинские репрессии, пулей в затылок…

А Таралов стоял и смотрел. Да и что ещё ему было делать? На его корсчеты пошёл уже второй миллиард тогда… Покатился падшей звездой… А пидора из пресс-службы вытащили… И налили ему полный гранёный стакан коньяку, об который он угодливо и улыбчиво лязгал гнилыми зубами вафлёра… Чтобы не околел от холода, и не пополнил экспонатом этот енисейский музей ледяных фигур…

Музыка продолжала играть, а эстрадная сволочь – петь весёлые песенки… Прожектора погасли, а Упырь с пьяным гоготом принялся хватать девчонок в коротких юбках и шёлковых обтягивающих блузках то за ляжки, то за всхолмия грудные…

А вы говорите – вампир из рода Воттерфельсов… Это же европейский фольклор для детей среднего школьного возраста… Серебряный нож в собачью, выпуклую переставленной хребтиной грудь – и адью… А вот когда смещаются оси галактик и вечность даёт трещину в несущей станине, вот тогда какой нож, из какого металла и в какую псиную грудь?!

– Ахмет! – приказал Таралов одноглазому громиле калмыцкого вида, позвонив в колокольчик. – Прибери тут всё… В камин сажу эту покидай…

Ахмет, молчаливый циклоп, кивнул, не задавая лишних вопросов. Ему было неинтересно, почему куча чёрной жжёнки у шефа на ковре. Тут он и не такое видал…

 

Уважаемый читатель, это был ознакомительный фрагмент книги. Если вы хотите прочитать весь роман до конца, вам СЮДА

 

© Александр Леонидов, текст, 2016

© Книжный ларёк, публикация, 2016